Терапевт становится для клиента
тем «хорошим родителем»,
который позволяет ему раздвигать
границы своего «урезанного образа Я».
Давно хотел написать об этом!
Содержащаяся в статье информация отвечает всем требования конфиденциальности.
История моего клиента Павла настолько типична и так часто звучит в темах других моих клиентов, что я решил написать статью о такого рода случаях терапии на ее основе. Возможно и ты, читатель-пользователь, обнаружишь в себе схожие черты с описываемым персонажем, а ты, читатель-профессионал, возьмешь что-то из моей статьи в свою работу.
На терапию обратился мужчина 32 лет, женат, есть дети. Он говорил на первой встрече о социальной робости, о зависимости от мнения других, о сложности им отказать, о желании быть хорошим и стремлении все ситуации решать мирным путем. (Я называю такую жизненную установку – позиция кота Леопольда). Говорил, что с этим можно было бы и смириться, если бы в отношениях с близкими людьми (семья) периодически не возникали неконтролируемые вспышки агрессии, после которых винил себя и стыдил. А еще пугался себя такого. Да еще те неприятные и стыдные ситуации, в которых он не мог проявить себя как мужчина – не хватало смелости, уверенности, твердости, ясности…
Я в своей терапевтической работе исхожу из аксиомы, что человек есть результат всего его предыдущего опыта. Особенно важным является его ранний опыт отношений с близкими людьми, который в последующем воспроизводится в сегодняшней жизни. Именно здесь закладывается и формируется базовое самопринятие. И родитель, который сам не способен к самопринятию, оказывается не в состоянии принять и своего ребенка.
Именно в этих ранних отношениях записываются основные программы, которые управляют человеком всю его взрослую жизнь. И далеко не каждому впоследствии удается произвести их ревизию и скорректировать под постоянно изменяющуюся реальность жизни. Большинство людей так и остаются в этих программах-ловушках, своеобразных психологических матрицах, лишающих жизнь возможности выбора. Они устойчиво воспроизводят все свои устоявшиеся старые паттерны взаимодействия с другими людьми и миром в целом. (Об этом феномене я много написал в своей книге «Ловушки жизни: выход есть!»)
По этой причине я с большим интересом и вниманием исследую предыдущий опыт клиента, который оказывается отпечатанным в его картине Я, картине другого и картине мира. В истории Павла меня впечатлила его детская семейная история про Пашечку-какашечку.
Павел был единственным ребенком в семье. Его мать, судя по его описаниям, была контролирующей и тревожной, а отец ведомым и безвольным. Мать из-за высокой тревоги не могла допустить проявления детской спонтанности и эмоциональности у ребенка. Отец же в этой ситуации оказывался пассивным свидетелем происходящего. Будучи слабым, он был не в состоянии ни сконтейнировать тревогу жены, ни поддержать сына в его попытках обнаружить свое Я. Это неудивительно: отец, у которого имеются проблемы с собственной мужественностью, не может напитать мужественностью своего сына.
В такого рода семейных системах не поддерживаемая супругом мать не в состоянии совладать со своей тревогой, и для того чтобы хоть как-то справиться с ней, начинает усиленно контролировать ребенка. Невозможность в воспитании опереться на супруга ведет к тому, что мать начинает опираться на общественные нормы – что такое хорошо, что такое плохо. В итоге все живые, спонтанные проявления ребенка обычно бывают беспощадно обрезаны.
Так было и в семье Павла. В те минуты, когда у него прорывался какой-то эмоциональный импульс, и он вел себя как обычный живой ребенок – непослушный, активный, непосредственный – его обвиняли и стыдили, называя при этом Пашечка-какашечка.
Так было на протяжении всего детства Павла и постепенно от Пашечки-какашечки ничего не осталось. Под воздействием постоянного «психологического обрезания», ему пришлось глубоко запрятать в глубинах своей личности эту «идовскую», спонтанную, живую часть, оставив для других лишь субличность Пашечки – удобного, послушного, примерного мальчика. Так незаметно и беспроблемно для окружающих прошел его подростковый возраст и годы обучения в университете.
И все бы неплохо, да вот только во взрослой семейной жизни Павла обнаружилось ряд проблем, обозначенных выше, с которыми он и пришел на терапию.
Какие они, эти люди, подвергшиеся родительскому психологическому обрезанию?
Нарисую их обобщенный психологический портрет.
Они чаще послушные, удобные, гиперсоциальные. У них богатый опыт пребывания в образе хорошего ребенка и они продолжают нести этот образ в своей взрослой жизни. Они с повышенным чувством вины, ответственности, социально робкие, зависимые от мнения других. Иногда апатичные, безвольные, либо, напротив, гиперкомпенсированные. Нередко не чувствительные к себе, с высоким уровнем самонасилия. Часто при контакте с ними возникает ощущения людей без стержня, либо людей с надломленным хребтом. Особенно заметно это у мужчин. Периодически у них возникают вспышки агрессии с последующими сильными чувствами вины и стыда. Но к агрессии они относятся негативно, придерживаясь девиза: «Ребята, давайте жить дружно!»
Как формируются люди такого типа?
Они вырастают в семьях с тревожными родителями, не способными выдерживать высокий уровень эмоций ребенка, прежде всего агрессии. Но не только агрессии. (Смотри об этом статью Позвольте своему ребенку быть…) Родителями с низким уровнем самопринятия. Родителями, жестко ориентированными на социальные нормы. Родителями, которые не могут допустить и всячески скрывают от других, а часто и от себя свои собственные «части-какашечки».
А «какашечки» могут быть разные – вредная, унылая, истеричная, капризная, непослушная, ноющая, упрямая…
«Какашечка» – это проверка ребенком родителя на границы его любви.
И, в зависимости от ответов на эти вопросы, ребенок выстраивает собственные границы принятия своего Я. Те из родителей, которые очерчивают для ребенка очень тесные границы для его Я, подобно садовнику обрезают у ребенка все, на их взгляд, лишнее.
У родителей имеются ряд педагогических приемов, позволяющих им нейтрализовать «какашечки». Вот некоторые из них:
Я отнюдь не за родительскую вседозволенность. Крайности нехороши, в том числе и в воспитании. Скорее, я хочу обратить внимание на случаи чрезмерного старания родителей сделать из ребенка удобную, послушную куклу.
Пройдя такую школу дрессировки, ребенок в дальнейшем уже перестает нуждаться в строгих надзирателях. Вырастая, он сам себя начинает гнобить, осуждать, упрекать, обесценивать, обвинять, стыдить… В структуре его личности прочно поселяется строгий внутренний родитель, который сам все это делает. Сам себя стыдит, обвиняет, ругает… (статья Сам себе родитель) Однако и этого оказывается ему недостаточно. Такие люди ищут и находят себе таких партнеров, которые с удовольствием берут на себя эти карательные функции. Его ожидания в «наказании-обрезании» оказываются спроецированы вовне и эта роль чаще всего достается его партнеру.
Однако, непринимаемые «части-какашечки» - это те ресурсы, тот потенциал, та энергия, которой человек не может воспользоваться. И тогда свою «какашечку» нужно прятать, скрывать от других и от себя. А это само по себе отнимает много энергии. Энергия, упрятанная в «какашечке», становится неуправляемой человеком. И она периодически прорывается необузданно, бесконтрольно, несвоевременно и еще больше пугает.
Мне, как мужчине, особенно печально наблюдать, когда в мальчике родители «душат» его агрессивную часть. Ведь для мужчины его агрессия чрезвычайно важна. Это и защита его жизненных ценностей, идей и защита его близких, и способность ставить цели, достигать их, конкурировать, отстаивать свои ценности. Это и способность быть добытчиком, обеспечивать условия для жизни своих близких людей. И много еще для для чего «мужского» необходима энергия агрессии!
Терапия
Общая стратегия терапии с описываемым клиентом – это реанимация и активизация «части-какашечки». У каждого она своя, а у кого-то и целый список!
И все их нужно для начала обнаружить, познакомиться с ними, отыскать заключенный в них ресурс, а в последующем признать, принять и полюбить. Или хотя бы признать и принять.
Очень тяжело прорваться в терапии к принятию своих отвергаемых частей. Обесценивающий, непринимающий родитель, (как я писал выше) становится внутренним родителем и проецируется на других близких. Человеку в итоге становится невозможно принять позитивную информацию о себе. К людям, которые хвалят, поддерживают, замечают они относятся с недоверием, приписывают им различные корыстные мотивы – Раз хвалит, значит что-то хочет! Все попытки поддержки, похвалы, позитивных реакций, в том числе терапевтические не ассимилируются (не присваиваются) клиентом. Клиент в итоге попадает в ловушку непринятия и парадоксальным образом начинает выбирать себе в партнеры те объекты, с которыми ему оказывается невозможным завершить детскую нерешенную задачу в безусловном принятии.
Обнаружение и принятие своих «какашечек» в себе - процесс длительный и непростой. В терапии терапевт становится для клиента тем «хорошим родителем», который позволяет ему раздвигать границы своего «урезанного образа Я». Часто клиенты, получив разрешение на возможность быть таким-то от терапевта, удивляются: «А что, так можно?»
И в терапии таких случаев терапевту пригодятся его умения безоценочно, с принятием, уважением, восхищением и любовью относиться «ко всему человеческому в человеке», в том числе и ко своим «какашечкам». Именно такая установка к человеку является целительной. А все остальное – дело техники и времени.
Любите себя! А остальные подтянутся.
Скайп-консультации и супервизия - логин Gennady.maleychuk
