Описаный Зигмундом Фрейдом феномен переноса является одним из главных открытий в психоанализе и психотерапевтической практике.
По утверждению Карла Густава Юнга, "перенос - это альфа и омега терапии". Феномен этот состоит в том, что чувства, ожидания, поведение и прочие особенности отношений со значимыми фигурами из прошлого переносятся (проецируются) в адрес других людей в настоящем. Такие переносы подлежат исследованию в психотерапевтическом процессе, если это соответствует теоретической ориентации специалиста, однако неверно было бы утверждать, что перенос - явление, «проживающее» исключительно в стенах психотерапевтического кабинета. Поэтому сначала мы обратимся к рассмотрению данного явления именно в терапевтической практике, а затем перейдем к реалиям повседневной жизни.
ПЕРЕНОС И КОНТРПЕРЕНОС В ПСИХОТЕРАПИИ
В психотерапевтической практике быстрому развитию переноса обычно способствует терапевтическая позиция специалиста, включающая в себя нейтральное отношение к клиенту и безусловное его принятие (без оценок, осуждения, выраженных эмоциональных реакций на сказанное клиентом). Это провоцирует разные бессознательные интерпретации клиентом поведения психотерапевта, влияющие на его восприятия и умозаключения, в зависимости от клиентского прошлого опыта отношений - одному клиенту терапевт кажется очень теплым и сочувствующим (например, благодаря эмпатическому слушанию), а другому, наоборот, холодным, отстраненным и надменным (поскольку тот не «сливается» с клиентом в его возмущении своим начальником и не жалеет его как жертву несправедливого обращения). Одна клиентка, чьи отношения с матерью были весьма холодными, упрекала терапевта в безразличном к ней отношении: «Вот, моя подруга ходит на йогу, там ее инструктор - человечище!… Она лучше, чем Вы, гуманнее, теплее! Всегда обнимет, спросит: «Как ты, солнышко мое, поживаешь? А Вы - ни обнять, ни приласкать!»
Чаще всего, в начале терапии клиенты развивают идеализированный перенос на терапевта - в их бессознательном как будто живет надежда получить, наконец-то, «идеального родителя», который будет слушать лучше, понимать тоньше, заботиться качественнее и т.д. и т.п. до бесконечности - то есть, по сути как-то спасет его от проблем и неприятных переживаний и компенсирует травмы и дефициты детства. Перенос становится тем сильнее, чем более клиент был травмирован в детстве и чем более тяжелое нарушение имеет сейчас. Также развитию переноса способствуют особые терапевтические условия, вызывающие определенную регрессия клиента (некоторое "возвращение" в прошлое и "оживление" более ранних эмоциональных состояний) - он/она стабильно посещает встречи, вспоминает много эпизодов из прошлого, особенно из детства, происходит работа над его/ее защитными механизмами, «на поверхность» поднимается множество непрожитых эмоций и ассоциаций, незаконченных ситуаций и конфликтов, надежно доселе хранимых в бессознательном.
Для многих терапевт становится авторитетом и значимой фигурой в жизни. Но почему же терапевт, и правда, не может заменить маму, жалеть, нянчить, сыпать комплиментами, повышая самоуважение клиента и компенсируя ему былые разочарования? Зачем введены определенные нормы в Этическом Кодексе относительно границ терапевтических отношений, не поощряющие общение с клиентом за пределами кабинета, запрещающие работу с людьми, с которыми терапевта уже связывают непрофессиональные отношения?
Еще Фрейд ввел правило абстиненции - то есть запрет на удовлетворение инфантильных потребностей клиента в контакте и предупреждал о том, что терапевт не должен следовать своим эмоциям, возникающим у него в контакте с клиентом. Прежде всего потому, что терапевт «стоит» всегда на стороне реальности, а реальность заключается в том, что клиент уже не ребенок, а терапевт не родитель, - и то, что легко и правильно усваивалось в детстве определенным образом в процессе развития, во взрослом так уже не работает. Как выразилась одна клиентка, чьи родители-таки раскаялись и признали себя неправыми по отношению к ней в связи с некоторыми ситуациями из ее детства (казалось бы, воплощенная мечта многих о компенсации детского ущерба со стороны родителей!): «Вот они меня теперь и ценят, и хвалят, и жалеют, ан нет, все не то - нет в жизни совершенства! Если и любят, то недостаточно, если достаточно, то не так, как тебе хочется, а если и так - то все, поздно уже, зачем мне это теперь, раньше надо было думать, пока я ребенком была! Теперь я и сама о себе позабочусь!»
Дело в том, что психику травмируют и остаются конфликтными неразрешенные или незавершенные отношения из прошлого, где есть много непростых, «сцепленых» друг с другом противоречивых эмоций, и взросление состоит не в том, чтобы их подавить и избежать, компенсировав нынешними позитивными, а в том, чтобы пережить, наконец, те разочарования, печали, фрустрации, боль и злость, которые по каким-то причинам были не пережиты ранее (запрещены, подавлены или психических ресурсов на тот момент не хватило). Как говорится: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, а ты вырос и купил Бентли… у тебя все равно не было в детстве велосипеда».
В связи с этим, идеализационный, или позитивный, перенос затем сменяется на негативный - когда клиент чувствует, что и терапевт не станет ни мамой, ни папой, ни братом, ни хотя бы супругом (психика часто провоцирует даже влюбленность в психотерапевта "в надежде" компенсировать детские лишения), то тогда терапевт часто начинает восприниматься клиентом как раз как тот самый фрустрирующий, недающий или отвергающий «плохой родитель», вызывая те самые подавленные боль, печаль и ярость. Это может выражаться с том, что клиенту начинает казаться, что терапия бесполезна, терапевт над ним издевается или не старается ему помочь, осуждает или считает ни на что не способным ничтожеством - индивидуальных вариантов на деле может быть множество, в зависимости от содержания основного конфликта/травмы клиента. Многие клиенты чувствуют соблазн прекратить терапию (тем самым избавившись разом и от «плохого» терапевта и от интенсивных «опасных» переживаний). Однако все эти эмоции необходимы для «разрешения переноса» - то есть понимания, проживания и завершения травмирующих ситуаций из прошлых отношений. И перед терапевтом стоит непростая задача - позволить клиенту «очароваться» и «разочароваться», не «свалившись» в обесценивание, оставаясь при этом для клиента стабильным, надежным, «достаточно хорошим», пусть и не идеальным больше, объектом. То есть, терапевту, все-таки, приходится отчасти выполнить функции того родителя, которого у клиента не было - но не вечно любящей младенца мамы, а сочувствующего проводника во взрослый мир, где приходится мириться с различными несовершенствами, разнообразными эмоциям и личной ответственностью.
Именно поэтому не рекомендуется работать с людьми, связанными с терапевтом не профессиональными, а личными, отношениями - перенос будет "накладываться" на эти самые личные, уже эмоционально заряженные определенным образом отношения, порождая большое количество конфликтов и неразберихи, которую прояснить в дальнейшем будет достаточно затруднительно, и все это "не сработает" на благо ни терапевту, ни подобному "клиенту".
КОНТРПЕРЕНОС
Надо заметить, что обычно клиенты провоцируют у психотерапевтом определенную эмоциональную реакцию в ответ - они плачут так, что их хочется приласкать и пожалеть, они злятся так, что вызывают сильный страх, или обесценивают все попытки терапевта помочь до такой степени, что хочется их если не выкинуть в окно немедля, то уж точно «отказать от терапии» как можно скорее. Эмоциональные реакции на перенос клиента было принято называть контрпереносом.
Как он формируется? Перенос обычно передается другому через «эмоциональную трансляцию», и редко это прямой вербальный посыл (то есть, взрослый человек будет говорить, но передача будет происходить не посредством содержания того, о чем он говорит, а через форму его обращения - мимику, интонации, жесты, позу). Этот механизм работает с детства, когда ребенок еще не умеет говорить, и ему надо ТАК поплакать, чтобы мать САМА поняла, что ребенок именно хочет есть, а не описался. Посредством этой эмоциональной трансляции и передается перенос, вызывая ответную реакцию. Такая трансляция может быть не столь явной в начале терапии или у людей, которые «держат себя в руках», и более очевидной или даже провокационной под влиянием сильных эмоций или тяжелых психических нарушений. Например, депрессивный клиент жалуется, и жалуется очень горько. Он прямо не говорит, что хочет, чтобы его утешили и пожалели, но его эмоциональный запрос очевиден. А вот люди более агрессивные могут практически провоцировать, вынуждать к определенному поведению - например, параноидальный клиент может обвинять терапевта в неприязни к себе, непрофессионализме, разговаривать вызывающим тоном на грани хамства так, что, терапевт, в итоге, может прямо указать на такое агрессивное воздействие и невозможность продолжать общение в таком ключе - то есть, в конечном счете, все равно "даст повод" клиенту убедиться в неприязни к нему (вполне, уже, впрочем, всамделишной). При этом, в случае соблюдения профессиональной позиции, терапевт, зная особенности параноидальных клиентов, сможет обсуждать нюансы такого взаимодействия вполне корректно, но твердо, и это даст шанс продолжить сотрудничество в ином ключе (даже если клиент этим и не воспользуется). Если терапевт «не проработан» в достаточной степени, и ему трудно выдерживать чужую агрессию и неодобрение, то он может резко огрызнуться в ответ на провокации клиента и уйти в защитную позицию, или повести себя высокомерно, «поставив клиента на место». В результате, тот больше не придет, будучи опять отвергнут и не понят никем, как и случалось в его опыте и ранее, - откуда и берется защитная позиция такого клиента и недоверие. Терапевт, возможно, будет чувствовать облечение, однако терапевтический процесс будет «провален», так как клиент не обязан быть удобным для специалиста.
Если терапевт «не проработан», то есть не решил большую часть собственных конфликтов на личной психотерапии во время обучения и не продолжает посещать собственного психотерапевта для решения текущих проблем, то велик шанс «отыграть контрперенос» во вред клиенту - то есть напрямую выразить тому слов или действием свои эмоциональные реакции вместо их анализа (вступить в сексуальную связь с соблазнительным клиентом, выгнать с терапии «злого», оказывать услуги и всячески помогать по жизни «хорошим и несчастным»). Если контрперенос отыгрывается терапевтом, это ведет к закреплению симптомов и моделей поведения, которые клиент пришел изменить, и развивающейся зависимости клиента, бессрочно «подсаживающегося» на терапию, в "лучшем" случае, и ретравматизации и ухудшению состояния клиента - в худшем.
Изначально в психоанализе реакции контрпереноса вообще считались помехой объективному и даже хладнокровному исследованию терапевтом проблем и жизненной истории клиента, однако в ходе развития психоаналитической практики появились новые школы и направления, и многие талантливые психоаналитики доказали в своих работах важность контрперноса для понимания истории клиента. Действительно, если человек усвоил с детства определенные модели отношений с другими людьми, которые зависели от сценариев отношений в семье, родителей друг с другом и их отношения к детям, то он воспроизводит такой сценарий (или анти-сценарий) и в дальнейшем, и психотерапевт не является здесь исключением. В таком случае, анализ переноса и контрпереноса показывает ситуации, так сказать, в 3D формате, позволяя анализировать не просто чувства клиента, но целые модели взаимодействий со значимыми объектами из прошлого. Например, если параноидальный клиент рассказывает о непредсказуемых вспышках агрессии со стороны отца, то терапевт может испытывать сильный страх (идентифицируясь с детскими переживаниями клиента - тогда это перенос совпадающий, так называемый, конкордантный) или сильную злость на отца клиента, так жестоко травмировавшего ребенка (это перенос комплиментарный, то есть, дополняющий). В такой момент становится очевидна травма клиента - ребенка, которого никто не мог защитить в моменты его ужаса и уязвимости. Однако вместо отреагирования контрпереноса - желания защитить "клиентского ребенка" от таких переживаний - терапевт эмпатически сопереживает всем возникающим тяжелым и противоречивым эмоциям клиента, которые, как оказывается в результате такого совместного нового опыта, можно выдержать, можно разделить, можно осмыслить - и именно посредством такого проживания приходит избавление от власти прошлого травматического воздействия.
ПЕРЕНОСЫ В ТЕКУЩИХ ЖИЗНЕННЫХ СИТУАЦИЯХ
Любая травма/незавершенная ситуация имеет тенденцию к воспроизведению в дальнейшем - отмечают психоаналитики и гештальт-терапевты. Конечно, для развития переноса в терапевтическом кабинете создаются особые условия, однако в действительности, эти феномены универсальны и охватывают многие отношения с окружающими далеко за пределами терапевтического кабинета. Под перенос первыми попадают любые лица, наделенные определенным авторитетом - врачи, учителя, начальники, святые отцы и старшие или более опытнее друзья и родственники. И, конечно же, партнеры, с кем изначально идеализационный перенос часто сменяется в дальнейшем разочарованием или воспроизведением ключевого конфликта.
Может ли развиваться перенос в адрес людей, совсем незнакомых? Может, и обычно он развивается ассоциативно. Если у меня в детском саду была очень худая воспитательница, была она блондинкой и звалась Валей, кричала на детей и лично меня даже разок наказала, то сам эпизод может забыться, а смутная неприязнь к худым/ к блондинкам/ к Валям - остаться. И когда таковые попадаются на моем жизненном пути, то психика уже чувствует угрозу, а сознание - иррациональную неприязнь к этому человеку. Люди быстрее считывают невербальные посылы, и даже если такая неприязнь не до конца осознается и прямо в речи не выражается, то это не значит, что другому человеку негативное отношение неочевидно. Его бессознательное также производит быструю "считку", и вскоре можно обнаружить, что неприязнь вполне взаимна (развился негативный контрперенос в ответ на считанное). В итоге, каждый убедится в том, что «с первого взгляда разбирается в людях», собственно, тем самым и не давая шанса ни себе и ни другому на второй.
Конечно, любой перенос не следует понимать буквально, как то, что человек прямо «видит папу в ком-то, похожем на папу». Речь идет об определенной схеме взаимодействия, повторяющейся по сюжету и вызывающей такие же эмоции, каковые имели место быть в конфликтных (и, возможно, забытых) ситуациях из прошлого.
Елизавете 27, у нее неожиданно родились двойняшки, и муж предложил взять в помощь няню. Елизавета согласилась, но как-то отметила, что совершенно не способна отдыхать в присутствии няни. В процессе анализа выяснилось, что Елизавете кажется, что няня, женщина гораздо старше ее (т.е. «опытная мать) как будто оценивает, как та ведет хозяйство и не одобряет, что Елизавета может лечь днем поспать. При няне она старалась делать множество дел по дому, как бы демонстрируя, что «занята делом», а если выходить из дома, то по очень важному поводу. Елизавета вспомнила, что появление няни вызвало неодобрение матери, которая «сама всех детей подняла и безо всяких нянек» и «кверху задницей без дела на диване никогда не валялась». Вообще, ее мать считала, что дочь «слишком здорово живет», и поняла, что материнское осуждение связано с завистью и тревогой со ее стороны по поводу того, что за «слишком хорошую» жизнь дочери придется неминуемо расплатиться. После этого Елизавета смогла воспринимать няню как помощницу по уходу за детьми и планировать время в соответствии с собственными потребностями.
Перенос ярче всего проявляется в ситуациях, которые нас «цепляют», вызывают множество эмоций, порою чрезмерных или неадекватных ситуации (так как к нынешним эмоциями примешиваются подавленные чувства из прошлого). Обычно они связаны с особенностями наших интерпретаций происходящего.
В семье Мария - «палочка-выручалочка», она всегда помогала многочисленным родственникам и заботилась о матери после смерти отца. Хотя мать осталась вдовой, когда ей было всего сорок, но после этого у нее начались хронические проблемы со здоровьем, поэтому Мария ее содержала, делала всю работу по дому, выгуливала двух маминых собак и ездила по маминым поручениям. Уже давно это стало стилем ее жизни, и она не осознавала, что для нее очень важно звание «хорошей девочки», а любое неодобрение - невыносимо. Если Мария в детстве не слушалась или смела принести из школы оценку меньше пяти, то ее обещали сдать в детдом за негодностью, к тому же, отец не забывал напомнить, что она родилась случайно, так как мать вовремя не сделала аборт - третий по счету ребенок был не нужен. Мария много лет работала преподавателем в институте, и много помогала студентам, которые писали у нее курсовые - они, в ее терминологии «бедные детки», а еще были «злобные тетки» с кафедры, которые постоянно пользовались готовностью Марии прийти на помощь и «сливали» той самую неприятную работу, ставили ее на замену, когда сами брали лишний раз больничный - а сама Мария никогда не болела. Особенно Марию задевало то, что заведующий кафедрой не замечал и не ценил ее сверхурочной работы и заслуг - всегда на глаза ему попадалась и выделялась более наглая или манипулятивная «тетка». Особенности восприятия Марии становятся понятны, если обратиться к ее личной истории - в семье было три сестры (Мария младшая, ее не ждали, в крайнем случае, надеялись на мальчика, поэтому она явилась "разочарованием" с самого рождения), и они по-разному боролись за внимание родителей. Старшая все время болела, а средняя сестра уже к рождению Марии в соответствии с ожиданиями отца «мальчишествовала», была ловкая в спорте и способная в учебе. Мария же «выбрала» путь быть удобной и полезной, чтобы в ней нуждались и хвалили. Старшая сестра вышла замуж, а другая открыла собственный бизнес и была в постоянных разъездах - ухаживать за родителями оставили Марию. Однако у отца любимицей всегда была сестра, замещавшая сына: «Он, на самом деле всегда нас стравливал, и я никогда не выигрывала», - с горечью отметила Мария во время обсуждения особенностей ее отношений с заведующим кафедрой, «а мать, бабушка и тетки пользовались моей безотказностью.. Боже, да они замуровали и кастрировали меня в этом женском царстве!»
СЛУЧАЙ ИЗ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ
Тамаре 35, и всю жизнь она влюблялась в недоступных мужчин. Если ей удавалось добиться их внимания и расположения, то интерес к ним мгновенно падал. Ее отец развелся с ее матерью, когда Тамара была совсем маленькая, и, несмотря на то, что она была его единственной дочерью, он не слишком интересовался ребенком. Отец всегда был плейбоем, и женщин рядом с ним сменилось огромное количество. Изредка, в промежутках между любовницами он брал малышку к себе и тогда устраивал ей праздник (то ли потому, что в те немногие моменты одиночества девочка, смотревшая на него восторженными глазами, тешила его самолюбие, то ли из чувства вины). При появлении новой пассии он вновь утрачивал к дочери интерес. На момент обращения Тамара была в отношениях с иностранцем, который не спешил на ней жениться, но в ее приезды к нему в гости всячески ее баловал и развлекал. Тамаре он казался идеальным мужчиной и она была готова на все, чтобы заставить любыми способами его на ней жениться. Она пришла на терапию в связи участившимися приступами тревожно-депрессивных состояний и выбрала себе в терапевты мужчину. Несмотря на то, что большую часть времени во время ее встреч с терапевтом она тратила на рассуждения о мужчине ее мечты, это не мешало ей неприкрыто с терапевтом флиртовать и соблазняющее себя вести. Случалось, что она переключалась (иногда мгновенно, будто испугавшись) на роль маленькой девочки, хихикая, смущаясь и демонстрируя беспомощность в решении жизненных задач. В процессе работы она вспоминала, что завидовала женщинам отца, всегда чувствовала себя незначительной, рано усвоила, что сексуальность и соблазняющая женская красота стоит для мужчины на первом месте. Одновременно она транслировала свою потребность в заботе и опеке. Терапевт обсуждал с Тамарой эти двойственные послания, ее несбывшихся надежды, боль отвержения и заброшенности в детстве. На втором году работы (скорее всего, под влиянием контрпереноса) терапевт забыл предупредить клиентку о своем отпуске заранее, чем вызвал ее ярость - она опять была брошена самым непредсказуемым образом! Она упрекала терапевта в черствости и пренебрежении, затем, после объясняющих интерпретаций смогла перенаправить эти чувства по отношению к отцу. По мере проживания своей ярости и по ходу процесса оплакивания своих иллюзий и несбывшихся ожиданий в адрес отца, Тамара стала удивляться, почему она так сильно привязана к человеку (тому иностранцу), для которого, их отношения, похоже, не имели серьезной ценности, и который никак не инициировал дальнейшее сближение. После нескольких открытых конфликтов (раньше Тамара не осмеливалась их затевать в ужасе, что ее опять бросят), она закончила эти отношения: «Не собираюсь же я, и правда, вечно жить на "голодном пайке"!» Через год она съехалась с приятелем брата, который ухаживал за ней около полугода. Изначально она относилась к нему по-дружески тепло, и, со временем, к своему удивлению, не испытывая «любви с первого взгляда» или «дикого страстного влечения», она обнаружила глубокую привязанность, нежность и доверие со своей стороны по отношению к этому мужчине.
В заключение надо сказать, что работать с переносом нелегко - хотя бы потому, что многие чувства, с ним связанные, мучительны для осознания и, тем более, проговаривания, как клиенту, так и терапевту. Но если ответственность клиента ограничена лишь необходимостью вовремя сообщать об особенностях своего восприятия терапевта и чувств и фантазий в его адрес, то чтобы работать с переносом и контрпереносом, психотерапевту приходится прикладывать еще больше усилий - важно опознавать эти эмоциональные реакции и отличать их от собственных конфликтов и искажений. Для этого психотерапевт в обязательном порядке должен обучаться специальным навыкам работы с переносом, а также (как уже упоминалось выше) пройти свой курс длительной терапии и в дальнейшем регулярно посещать своего психотерапевта для проработки текущих проблем и супервизора для анализа своей работы. Необходимо понимать, когда уместно корректно доносить информацию до клиента, демонстрируя, как воспроизводятся прежние модели в тех или иных отношениях, как это влияет на восприятие, и исследовать совместно с клиентом первопричины таких переносов. Все это позволяет предупреждать срывы терапевтического процесса из-за актуализации негативного переноса, а также в безопасном экспериментальном пространстве опознавать прежние модели восприятия и заменять на новые более эффективные, улучшая тестирование реальности и способствуя освобождению от груза незавершенных ситуаций из прошлого.
