Оксана, молодая незамужняя женщина 30 лет, обратилась за психотерапией в связи с общим ощущением пустоты, утратой каких бы то ни было смыслов и вакуумом в ценностях. По ее словам, она «совершенно запуталась», не знала, «чего хочет в жизни и от жизни». На момент обращения Оксана нигде не работала. Ее обеспечивали мужчины, с которыми она встречалась. При этом она довольно часто меняла своих спутников, поскольку «ни один ей не подходил». Оксана никогда ни к кому не привязывалась, и чувство любви ей не было знакомо.
Однако она признавала этот факт с выраженной грустью, желая измениться и полюбить кого-нибудь. Нужно сказать, что уровень интеллекта и психологической культуры Оксаны был чрезвычайно высок. Она получила хорошее классическое образование. Увлечения ее носили, как правило, интеллектуальный характер. Способности осознавать у Оксаны вполне хватало на то, чтобы усмотреть в текущей жизненной ситуации свой психологический вклад. Собственно говоря, это осознавание и привело ее в психотерапию: «Я доведена до отчаяния тем, что уже много лет с последовательной настойчивостью разрушаю свою жизнь!» Как вскоре выяснилось, компульсивная тенденция к смене мужчин и отсутствие привязанности к ним проистекали из сложившейся семейной традиции. Ее мать и бабушка точно таким же образом в свое время строили отношения с мужчинами. Свою мать Оксана описывала как холодную, отстраненную, чужую для нее женщину. В течение всего своего детства Оксана «никогда не получала любви, заботы или нежности». Более того, предпринимая многочисленные безуспешные попытки устроить свою личную жизнь, мать Оксаны почти не занималась ее воспитанием. Так, большую часть своего детства Оксана провела в сельском доме своей тети, где «до нее никому не было никакого дела». Однако после окончания школы мать забрала дочь к себе и обрушила на нее всю свою заботу в виде способствования получению ею хорошего образования.
В процессе терапии Оксана вела себя довольно холодно со мной, ограничивая контакт лишь многочисленными рассказами об отношениях с мужчинами и о профессиональных планах. Казалось, ей не было никакого дела до того, что со мной происходит. Признаться, я и не ожидал ничего иного, учитывая историю жизни клиентки. Вместе с тем, чувства жалости, нежности и сочувствия, которые на протяжении всей терапии я регулярно испытывал по отношению к Оксане, придавали мне силы находиться в зоне такого холодного отвержения с ее стороны.
И вот на одной из сессий произошло нечто, что инициировало изменения, как в процессе психотерапии, так и в жизни Оксаны. Молодая женщина рассказывала в деталях о событиях своего детства. Выглядела она при этом как маленький ребенок, которого мне вдруг захотелось обогреть и подарить что-нибудь. Я поделился с ней своими реакциями. Лицо Оксаны выглядело в этот момент одновременно растерянным и растроганным. Она сказала, что очень редко слышит такие слова от других людей. Про себя я в этот момент отметил, что, по всей видимости, она чуть позже еще и убегает подальше от таких ситуаций. Однако вслух я этого не произнес. Мои слова растрогали Оксану, но в нашем контакте после них повисла какая-то довольно напряженная пауза. Я попросил Оксану внимательно послушать себя и попробовать как-то отнестись к моим словам. После нескольких минут молчания она сказала: «Мне очень приятны твои слова. Но это скорее интеллектуальная реакция. Я не переживаю своим сердцем никакого отклика. Я слышу, что ты зовешь меня в какое-то новое для меня пространство, но я не знаю, куда! Я не знаю, где находится это пространство!» Эти слова Оксаны прозвучали тихо, но переживались и ее, и мною почти как крик. Отчаянный крик пустого, голодного, израненного и нуждающегося в любви сердца.
Довольно трудно, хотя правильнее было бы сказать, совершенно невозможно, переживать то, что напрочь отсутствовало в опыте. Оксане был незнаком опыт близости, нежности, трогательной заботы и любви. А значит при столкновении с ней ничего, кроме растерянности и последующего страха ожидать пока не приходилось. Но растерянность уже была хорошим знаком. Я, по крайней мере, был услышан Оксаной. Я сказал ей: «Я, действительно, зову тебя в неизвестное для тебя пространство – пространство переживания. Но оно не имеет географических координат в привычном смысле слова. Это пространство где-то между нами и одновременно в твоем сердце. Просто оно пока спрятано от тебя. Мне грустно от этого, но радостно одновременно. Радостно оттого, что мы смогли остановиться здесь, хотя и растеряны».
Некоторое время мы провели в переживании этой растерянности, молча глядя друг на друга. Впервые в нашем контакте мы оказались где-то поблизости друг от друга. Мне вдруг вспомнился пример из Библии, много раз ретранслированный в экзистенциальной литературе, когда Бог обращается к Аврааму и спрашивает его: «Авраам, где ты?» И говорит он это вовсе не потому, что не знает, где находится Авраам, а для того, чтобы обратить последнего к переживанию своей жизни.
Мне из своего собственного опыта известно, насколько трудным для ответа может быть такой вопрос. Переживанию приходится учиться. Для кого-то этот процесс проходит более или менее просто, для других же, таких, как Оксана, порой медленно и мучительно и сопровождается чудовищной тревогой. Но что интересно, по большей части переживать я учился не в процессе своего профессионального обучения, а вместе со своими клиентами. Именно они научили меня ценить Жизнь и ее проявления – чувства, желания, фантазии и пр. Причем, как бы это парадоксально не прозвучало, больше всего я учился у таких клиентов, как Оксана, контакт с которыми предполагал необходимость гораздо больших усилий Быть и риска Жить. Я благодарен этому опыту, в том числе и самой Оксане. Чувства, сопровождающие описываемые мной размышления – благодарности, радости, тревоги и печали, переполняли меня. Я поделился ими с Оксаной. Она расплакалась и сказала о том, что очень благодарна мне за тот опыт поддержки ее в попытках Жить, который она получила сегодня. Остаток сессии мы провели молча – Оксана, тихо плача, а я в присутствии человека, рискующего открыться Жизни. Казалось, это было колоссальным прорывом в процессе психотерапии. Но, разумеется, это было только начало. Начало очень непростого и временами мучительного процесса восстановления витальности и вкуса к Жизни.
Следующую сессию Оксана начала с того, что стала снова рассказывать в деталях о событиях, произошедших с ее новым молодым человеком. Выглядела она при этом несколько взволнованной и раздражительной. Рассказ ее снова был довольно холодным и несколько отстраненным. В нем не было места переживанию. Более того, Оксану совершенно не интересовали и чувства ее молодого человека. Не стоит и говорить, что ваш покорный слуга также перестал существовать в какой бы то ни было ипостаси, не связанной с профессиональной функцией. Я снова в контакте с Оксаной представлялся себе неким «терапевтическим аппаратом». Так, как будто прошлой сессии и не было вовсе. Хотя, такое положение вещей было вполне ожидаемым. Я некоторое время поддерживал разговор о событиях конфликта между Оксаной и ее молодым человеком, после чего попытался сфокусировать внимание Оксаны на процессе переживания этих событий. На мой вопрос, как она относится к тому, что рассказывает, Оксана внезапно разразилась потоком раздражительных претензий в мой адрес. Она говорила о том, что недовольна процессом терапии, что он идет слишком медленно. После этого она перешла к списку претензий личного свойства и стала обвинять меня в том, что «я не желаю ей добра», что «по большому счету мне наплевать на нее» и т.д. Несмотря на все мои попытки помочь Оксане как-то отнестись к тому, что она говорила, она оставалась очень увлечена высказыванием самих обвинений. Выглядела она очень раздраженной, хотя, по ее словам, ничего не чувствовала, а просто «решила разобраться со мной». Казалось, ни следа не осталось в нашем контакте от содержания и переживания событий прошлой сессии. Так, как будто ее не было вовсе. Я попытался напомнить Оксане о том, что было на прошлой сессии, что лишь вызвало ее ярость. Она кричала: «Мне плевать на твои чувства. И я жила много лет без всяких чувств. Зачем мне сейчас меняться?!»
К сожалению, описываемая сессия не исчерпала напряжение в наших с Оксаной отношениях. Это было только начало. Напряжение и злость лишь возрастали от сессии к сессии, хотя она и не пропускала ни одной, более того, даже не опаздывала. Так продолжалось долгих мучительных нескольких недель, на протяжении которых я временами испытывал жуткое отчаяние. Меня поддерживали лишь воспоминания о событиях сессии, которая предварила период напряжения. Оксана представлялась мне временами испуганным человеком, загнанным в угол. На одной и сессий я спросил Оксану, что же заставляет ее оставаться в терапии, учитывая такой силы напряжение в наших отношениях. В ответ совершенно внезапно для меня и, как выяснилось позже, и для нее самой Оксана расплакалась и сказала: «Мне очень страшно и больно! Помоги мне!» Я вдруг почувствовал на фоне отчаяния и уже довольно длительное время присутствовавшей злости к Оксане забытое ощущение жалости и нежности к ней. Я поделился с ней своими чувствами и сказал о том, что она, по-прежнему, важный для меня человек, но временами мне бывает очень больно от ее слов и действий. Продолжая плакать, Оксана проговорила: «Мне очень больно, и поэтому я бью тебя».
Так встретились два человека, которым очень больно от присутствия друг друга, но которые по какой-то причине остаются друг с другом. Я предложил Оксане обсудить причины, которые пока еще удерживают нас рядом. У нас получился из этого очень трогательный разговор. Она сказала, что я олицетворяю для нее возможность Жить. Но порой эта возможность представляется для нее обжигающей, не утрачивая при этом своей притягательности. Оказалось, она до сих пор в деталях помнит наш разговор, в котором была приглашена мною в пространство переживания. И это поддерживает ее каждый день. Но и пугает тоже. Я ответил, что в нашем контакте я поддерживаю себя той же самой надеждой, что когда-нибудь мы будем иметь возможность переживать друг друга, соприкасаясь своими Жизнями. Мне было бы очень важно познакомить ее с этим новым миром, миром переживания. С учетом уже начавшего формироваться присутственного контакта эти наши слова не прозвучали пафосно, наоборот выглядели какими- то простыми и трогающими. Я сказал, что не родился с навыками переживания, а учился близости и присутствию в контакте со многими людьми, которым признателен по сей день. Несмотря на то, что это обучение и было непростым. После этого я попросил Оксану рассказать мне лично о том страхе и боли, которые она переживает сейчас. Мы двигались в новом для Оксаны пространстве не спеша, как бы оглядываясь по сторонам и стараясь замечать происходящее вокруг. Так закончилась сессия, которая начала собой очень медленный и неровный, но уже довольно последовательный процесс восстановления способности Жить.
