Личности пережившего травму человека характерны разрывы и утрата непрерывности, поскольку травматический опыт не может быть полностью интегрирован как часть личной истории.
Травматические и автобиографические, нарративные воспоминания различаются между собой качественно. Как правило, интеграция и сохранение автобиографических воспоминаний осуществляется внешне нормальной личностью (ВНЛ), тогда как травматические воспоминания размещаются в аффективной личности (АЛ) (в модели Ван дер Харт).
ВНЛ - характерно стремление участвовать в обыденной жизни, заниматься повседневными делами, то есть главную роль в функционировании ВНЛ играют системы повседневной жизни (исследования, заботы, привязанности и пр.), при этом ВНЛ избегает травматических воспоминаний. ВНЛ индивида, пережившего травму, обычно обладает обширными автобиографическими воспоминаниями, однако в отношении травматического опыта (или его части) эта система автобиографических воспоминаний может содержать лакуны (по 3).
Нарративная, память описывается как «функция проживающей свою жизнь личности», она обеспечивает связность личности во времени и жизненном пространстве.
Нарративные воспоминания имеют характерные особенности: произвольное воспроизведение, относительная независимость воспроизведения этих воспоминаний от ситуативных стимулов.
Травматические события не кодируются как нормальные воспоминания в вербальном линейном рассказе, который ассимилируется в историю текущей жизни. Травматическим воспоминаниям не хватает вербального нарратива и контекста вместо этого они закодированы в форме ярких образов и ощущений. Эти воспоминания в большей степени являются сенсомоторными и аффективными феноменами, нежели «историями».
Нарративные воспоминания допускают некоторую степень вариативности и могут быть приспособлены для восприятия конкретной аудиторией. Мы можем корректировать и пересматривать воспоминания в зависимости от текущего положения дел, новой информации или изменения жизненных ценностей. Так же, рассказ о событии из личной жизни может звучать очень по-разному в беседе со случайными знакомым и в разговоре с близким человеком. Нарративные воспоминания являются вербальными, время в них сжато, то есть продолжительное событие может быть рассказано за короткое время. Это похоже не на видеозапись события, а на его реконструкцию, представленную в сжатой форме.
П. Жане первым указал на разницу между нарративной памятью и непосредственно травматической памятью. В одной из истории, изложенной им, молодая девушка Ирен была госпитализирована после смерти матери, умершей от туберкулеза. На протяжении многих месяцев Ирен ухаживала за своей матерью и продолжала ходить на работу, помогала отцу-алкоголику и оплачивала медицинские счета. Когда мать умерла, Ирен измученная стрессом и недосыпанием в течении нескольких часов пыталась вернуть ее к жизни. И после того как приехала тетя Ирен и начала подготовку к похоронам девушка продолжала отрицать смерть матери. На похоронах она просмеялась всю службу. Несколько недель спустя она была госпитализирована. Помимо того, что Ирен не помнила о смерти матери, она несколько раз в неделю пристально смотрела на пустую кровать и начинала механически совершать движения, в которых можно было разглядеть воспроизведение действий, ставших для нее привычными во время ухода за умирающей. Она подробно воспроизводила, а не вспоминала обстоятельства смерти матери. Жане лечил Ирен несколько месяцев, по завершении лечения он опять спросил ее о смерти матери, девушка заплакала и сказала «Не напоминайте мне об этом кошмаре. Моя мать умерла, а мой отец был как обычно пьян. Мне пришлось заботиться о ней всю ночь. Я делала много глупостей, чтобы ее оживить, а к утру я окончательно сошла с ума». Ирен могла не только рассказать о том, что произошло, но ее рассказ сопровождался соответствующими чувствами, эти воспоминания Жане назвал «полными».
Травматические воспоминания не являются сжатыми: у Ирен уходило три-четыре часа на воспроизведение ее истории каждый раз, однако когда она наконец смогла рассказать о случившемся, это заняло у нее меньше минуты.
Согласно наблюдениям Жане, переживший травму человек «продолжает действие, или, скорее, попытку действия, которое было начато во время травматического события, и истощает себя бесконечным повторением». Например, Джордж С., жертва Холокоста, напрочь утрачивает связь с внешней реальностью, в которой ничто не угрожает его жизни, и в своих ночных кошмарах снова и снова вступает в бой с фашистами. Испуганный ребенок жертва инцеста впадает в оцепенение каждый раз, когда, находясь в своей кровати, слышит (или кажется, что слышит) звук шагов, которые напоминают о том, как когда-то отец приближался к ее комнате. Для этой женщины как бы отсутствует контекст реальной ситуации: то, что она является взрослой женщиной, а отца давно нет в живых и, соответственно, ужас инцеста никогда больше не повторится в ее жизни. При реактивации травматических воспоминаний доступ к другим воспоминаниям оказывается в большей или меньшей степени блокирован (по 3).
Некоторые воспоминания травмированных людей отличаются тем, что характеризуются определенным способом рассказа и не могут от него отклониться. Это могут быть, чересчур обобщенные воспоминания, рассказы могут содержать «дыры» относительно конкретных событий, нарративы могут отличаться необычными словоупотреблением и последовательностью, а также неожиданным использованием местоимений (1,2,3).
Отмечается, что рассказы людей переживших психотравмирующее событие с последующим развитием ПТСР практически не изменяются с течением времени. Мужчин, участвовавших во Второй мировой войне подробно опросили о войне в 1945-1946 годах, а затем еще раз в 1989-1990 годах. Через 45 лет рассказы существенно отличались от тех, которые были записаны сразу после войны, они утратили свой первозданный ужас. Однако у тех, кто страдал ПТСР, рассказы не изменились (по 2).
Застывший и бессловесный характер травматических воспоминаний отобразила Д. Лессинг, которая описала своего отца ветерана Первой мировой войны: «Воспоминания его детства и молодости умножались, росли, как и все жизненные воспоминания. Однако его военные воспоминания были застывшими в историях, которые он рассказывал снова и снова, теми самыми словами, с теми же самыми жестами в стереотипных фразах… Эта темная часть в нем, подвластная судьбе, в которой не было ничего кроме ужаса была невыразительной и складывалась из коротких выкриков, наполненных яростью, недоверием и ощущением предательства» (по 1).
В рассказах людей о приятных и травмирующих воспоминаниях существует два отличия: 1) в самой структуре воспоминаний и 2) в физической реакции на них. Воспоминания о свадьбе, выпускном, рождении детей вспоминаются как истории со своим началом, срединой и концом. В то время как травматические воспоминания беспорядочны, жертвы помнят отчетливо некоторые детали (например, запах насильника), рассказы не последовательны и содержат пропуски также важных деталей ужасного происшествия (по 2).
При посттравматическом стрессовом расстройстве травматическое событие записывается в имплицитной памяти и не происходит его интеграция в автобиографическую нарративный память. Это может быть вызвано как нейроэндокринными реакциями в момент травматического события, так и защитным «включением» механизма диссоциации. Суть этого механизма заключается в «разъединении» нейрональных сетей, отвечающих за различные составляющие сознания человека: таким образом, и сеть нейронов, которая хранит записанные в форме имплицитной памяти воспоминания о травматическом событии и соответствующее, связанное с этим событием эмоциональное состояние, отмежевывается с «поля сознания».
Имплицитная память — это память без осознания предмета запоминания, или бессознательная память. Обусловливает «быстрое», первичное восприятие событий (например, ситуации как опасной) и генерирования соответствующих эмоциональных реакций на событие (например, страх), поведенческих (беги/бей/замри) и телесных состояний (например, активация симпатической системы, приведение тела в «боевую готовность») – соответственно является составной так называемой скорой нейрональной сети оценки ситуации и первичной «подкорковой» оценки и соответствующей реакции на ситуацию. Нет субъективного ощущения воспоминания, то есть прошедшего времени («то, что упоминается, переживается так, как оно происходит сейчас»). Не требует сознательно внимания, автоматическая. Включает перцептивную, эмоциональную, поведенческую и телесную память, фрагменты перцепции не интегрированы. Быстрая, автоматическая, когнитивно необработанная реакция на события.
Эксплицитная память. Связана с созреванием определенных структур мозга и развитием языка - появляется после двух лет, нарративный память, организована при помощи языка. Является составной так называемой медленной нейрональной сети оценки ситуации - когда информация анализируется, сравнивается с прошлым опытом, накопленными знаниями и тогда генерируется более сознательная «корковая» реакция на событие. Воспоминания контролируемые, различные составляющие воспоминаний интегрированы, есть субъективное ощущение прошлого/настоящего. Требует сознательного внимания. Подвергается реорганизации в ходе жизнь. Очень важна роль гиппокампа - интегрирует различные фрагменты памяти, «сплетает», архивирует, организует память, связывает с идеями, нарративным автобиографическим контекстом.
Из-за того что в травматических воспоминаниях доминируют сенсо-моторные ощущения и отсутствуют вербальный компонент они похожи на воспоминания маленьких детей.
Исследования детей с историей ранней травмы показало, что они не могли описать событий до того, как им исполнилось два с половиной года. Несмотря на это тот опыт навсегда запечатлелся в памяти. 18 из 20 детей проявили признаки травматичных воспоминаний в поведении и игре. У них были специфические страхи, связанные с травматическими ситуациями и они отыгрывали их с поразительной точностью. Так мальчик, которого на протяжении первых двух лет его жизни сексуально эксплуатировала нянька, в пятилетнем возрасте не помнил ее и не мог назвать ее имени. Но в игре он воссоздавал сцены, которые точно повторяли порнографическую видеозапись, которую сделала нянька (по 1). Эта форма памяти (имплицитная память) характерная детям в ситуациях непреодолимого ужаса мобилизируется и у взрослых.
Ш. Делбо, бывшая узница Освенцима, приводит описание своего субъективного опыта переживания травмы. Она страдала от повторяющихся ночных кошмаров, в которых снова и снова проживала травматическое событие: «В этих снах я вижу себя снова, себя, да, себя, какой я себя помню в то время: едва способной стоять… дрожащей от холода, грязной, истощенной, страдающей от невыносимой боли, той самой боли, которая меня терзала там и которую я снова физически ощущаю, я снова чувствую ее во всем теле, которое все превращается в сгусток боли, и я чувствую, как смерть охватывает меня, я чувствую, как умираю». После пробуждения, она прилагала все усилия, чтобы воссоздать эмоциональную дистанцию между ней и пережитом кошмаре: «К счастью, в своем кошмаре я кричу. Этот крик будит меня и мое я всплывает из глубин кошмара обессиленным. Проходят дни, прежде чем все возвращается к нормальной жизни, пока память «наполняется» воспоминаниями об обычной жизни и разрыв ткани памяти затягивается. Я снова становлюсь собой, той, которую вы знаете, и могу говорить об Освенциме без тени эмоции или страдания… Мне кажется, что та, что была в лагере, – не я, не тот человек, который сидит здесь напротив вас … И все, что произошло с той другой, той в Освенциме, не имеет ко мне никакого отношения, не касается меня, настолько отделены друг от друга глубинная [травматическая] и обычная память» (по 3).
Она говорит, что даже у слов есть двойное значение: «В противном случае человек из лагеря, которого неделями мучила жажда, никогда не сможет сказать: «Я умираю от жажды, давай заварим чай». Жажда после войны снова стала обычным словом. С другой стороны, когда мне снится жажда, которую я мспытывала Биркенау, то вижу себя такой, какой была тогда – измученной, лишенной рассудка, еле стоящей на ногах (по 2). Таким образом, речь идет о двойной реальности - реальность относительно безопасного настоящего и реальность ужасного и вездесущего прошлого.
Травматические воспоминания реактивируются автоматически определенными стимулами (триггеры). Такими стимулами могут быть: 1) сенсорные впечатления; 2) события, связанные с определенной датой; 3) повседневные события; 4) события во время терапевтического сеанса; 5) эмоции; 6) физиологические состояния (например, повышенная возбудимость); 7) стимулы, вызывающие воспоминания о запугиваниях со стороны насильника; 8) травматические переживания в настоящем (по 3).
Наиболее характерна полная потеря памяти при сексуальном насилии детей. Были опрошены 206 девочек в возрасте от 10 до 12 лет, которые попали в отделение неотложной помощи после сексуального насилия. Записи интервью с детьми и их родителями хранились в медицинской документации больницы. 17 лет спустя исследователь смог найти 136 из этих детей, которые были подробно снова опрошены. Более трети женщин не помнили про насилие, более двух третей рассказывали о других случаях сексуального насилия. Наиболее часто забывали о пережитом насилии женщины, которые подверглись насилию со стороны известного им человека (по 2).
Жизненное пространство травмированного человека может быть значительно суженным, это касается и его внутренней жизни и его внешней жизни. Многие аспекты внешнего мира является триггерами внутренних болезненных воспоминаний. Человек, переживший ужасное событие, особенно многократное повторение травмирующих событий, может постепенно дезадаптироваться во внешнем мире, а во внутреннем - жить на краешке своей души.
Главная цель - разрешить себе знать, что знаешь. Начало исцеления начинается тогда, когда человек способен сказать: «Мой дядя меня насиловал», «Моя мать запирала меня на ночь в погребе, а ее любовник угрожал мне физической расправой», «Мой муж назвал это игрой, но это было групповое изнасилование». В этих случаях исцеление означает способность снова обрести голос, выйти из состояния потери дара речи, снова стать способным вербализовать внутренний и внешний мир, создать связный жизненный нарратив.
Люди не могут оставить травмирующие события позади, пока не признают случившегося с ними и не начнут распознавать невидимых демонов, с которыми им приходится боротьсяБассел Ван дер Колк
Литература
1.Герман Д. Психологічна травма та шлях до видужання, 2019
2.Ван дер Колк Б. Тело помнит все: какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают е преодолеть, 2020
3.Ван дер Харт О. и др. Призраки прошлого: структурная диссоциация и терапия последствий психической травмі, 2013
