И вновь о травме. Как-то одно время у меня была возможность поработать в детском учреждени. Интереснейшее место службы для психоаналитика, сидящего на ставке психолога, скажу я вам. Ну вот, однажды открылась дверь моего кабинета и на пороге появилась девочка пятнадцати лет, славившаяся тем, что является обладательницей самой сложной патологии из всех детей. Удобно устроившись в кресле, она начала повторять одну и ту же фразу: "Так не бывает, так не бывает..." При этом девочка раскачивалась из стороны в сторону, её взгляд был обращён в только ей известную реальность. Потом она встала и ушла. Так происходило несколько раз, пока я не села напротив неё, не закрыла глаза и не начала тихо и уверенно произносить: "Бывает, бывает..." Вот с этого и начались наши сложные терапевтические отношения.
Как часто, переживая даже незначительные разочарования или оскорбления, нам не хочется этим делиться из опасений быть не понятыми, уязвлёнными ещё больше. Как же тяжело и страшно тогда малышу, пережившему инцестуозную травматизацию, поделиться своим горем. Хорошо, если это "чужой дядька", тогда все начинают этого дядьку сразу ненавидеть, а если это был отец? Перефразируем: молчать нельзя рассказывать. Запятую здесь каждый малышь должен поставить самостоятельно, учитывая множество факторов. Если это была мамочка, то дело принимает совсем другой оборот. Желающие только добра взрослые мальчика тут же обвинят в излишней сексуальности, фантазиях, возникших не по возрасту, а скорее, в плохом воспитании и неумении себя вести. А вот что делать девочке, столкнувшейся с "маминой любовью", дорогие коллеги? Если же несчастная малышка всё же осмелится говорить, итогом её попыток скорее всего окажется психиатрический диагноз сопутствующим многолетним лечением, которое даст-таки свои плоды, позволит смириться с мыслью, что реальность - это фантазия, что так НЕ БЫВАЕТ.
Вот это как раз и случилось с моей маленькой клиенткой. Инцест был. По классическому раскладу: с отсутствующим отцом, психотической матерью, изолированной жизнью семьи, жестоким отношением к ребёнку, перешедшим в сексуальное использование. Потом вмешалась опека, был суд, детский дом и всё такое. Но рассказы девочки о происходящем были слишком болезненны для взрослых и все единогласно подписали договор "замалчивания", мол так всем лучше будет. В итоге на пути получения малышкой помощи встал ответ "так не бывает", вот о нём-то она и пришла мне рассказать,пусть и в такой завуалированной форме.
Подводя итог работы с этой клиенткой, да и со всеми последующими и предыдущими, отмечу, что основным и самым мощным фактором построения качественных психотерапевтических отношений можно считать ДОВЕРИЕ. Эта важная субстанция возникает в тот момент, когда наша функция контенирования "трещит по швам", и, в конце концов, выстаивает перед натиском доселе не понятого и не принятого, перед недоверием к себе и к клиенту. В этот миг клиент открывает для себя долгожданное переживание того, что ему верят, а терапевт - что сидящему напротив измученному человеку можно верить ( не нужно, а именно можно). Таким образом, тонко настроенный камертон психотерапевта, располагающийся где-то глубоко у него внутри, оказывается основным рабочим инструментом, позволяющий клиенту ощутить своё существование, пусть пока лишь в рамках психотерапевтической реальности, понять, что его слышат, что он есть. И совершенно не важно, является ли то, что мы слышим, фактом или плодом воображения, для клиента это всегда наиважнейшая и крайне болезненная реальность.
