В мою бытность переводчицей еще до оккупации Крыма ездила с начальством на базу параолимпийцев.
Был месяц март, мороз, даже в казалось бы, теплой Евпатории. Гостиницы закрыты, кафе заколочены, холодно и безлюдно. Центральный пляж - кромка льда, за которой плавали замерзшие лебеди вперемешку с чайками.
Когда стемнело казалось, что лебеди светятся в черной воде, звезды отражаются в море, Волны шуршат по льду. Стихи писались сами, пока телефон не сказал "Пииик" и не разрядился.
Картину портила только компания гопоты, с водкой и матами у выхода с пляжа. У меня же рюкзак с ноутом, всей наличкой в поездку и билетами обратно. Я заподозревала, что могу стать событием для гопоты, идти мимо них было страшновато. Выход с пляжа был один. Слезы ничего не дали, ночевать на берегу в мороз не хотелось. Еще поплакав о своей загубленной жизни, я надела рюкзак под куртку, на голову капюшон - превратилась в горбатую старушку. Палку покрепче выкопала в песке, и подволакивая ногу, медленно пошла к выходу. Аборигены сопроводили меня парочкой комментариев, типа "зачем бабке вечером лазить по пляжу". и "не с базы ли бабка, где эти чудики тренируются". Очень трудно было не побежать, а медленно топать мимо.
Утро было солнечным, на набережной были люди. Пахло морем, морозом и рыбой. Нас забрали машиной на базу параолимпийцев. Одно из мест, где мой характер здорово поменялся. Корпуса, пандусы, залы над морем и множество людей в разном физическом состоянии. Большинство очень радостных.
Я помню как прибежал один из тренеров и предупредил, что "сейчас зайдет в комнату Тося и чтоб мы не удивлялись ей пока его нет". В комнату на инвалидной коляске заехала барышня: алая помада, сильные плечи, ног нет по бедра. Говорила она быстро, я еле успевала переводить. Вместо ответа на один из вопросов Тося рассказала пошлейший анекдот и пока мое лицо и уши меняли отенки красного, она рассказала второй похожий и требовала, чтоб я перевела их слово в слово. Я запнулась, начальник закипал как чайник и требовал пояснений. Я же боролась со стыдом и думала как перевести на англ названия некоторых частей тела. Вернулся запыхавшийся тренер
- Ну что Тося, ты как всегда?? - укоризненно говорил он, переводя взгляд на Тосю с моего красного лица.
Когда она уехала, тренер долго просил прощения, что она странная. И только потом я осознала, что странность была для него в пошлых анекдотах, которые она любила всем рассказать.
Потом пришла команда. Молодые громкие ребята. Один пошел пожать зачем-то мне руку. Когда я пожала, его рука по-локоть осталась в моей. Он шагнул назад, я уронила его кисть на серый ковролин, заорала и как-то оказалась за спиной начальника. Тот разместил округлую тушку в боевою стойку. Ребята захохотали так, что вздрогнули стекла, кто-то поднял протез с ковролина и вручил хозяину.. Мое лицо было не просто красным, оно горело.
- За работу! - проревел начальник. Смеялись все еще минут десять.
А теперь скучное послесловие. Недавно я поняла, что реакция людей на травму Другого бывает очень разной. Не только любопытство и желание помочь, у кого будет отвращение и злость. И критика.
Есть травмы видимые физические, а есть травмы душевные. Незаметные снаружи, но очень болезенные. Они уменшаются от психотерапии, пусть и постепенно.
А пока что, давайте меньше осуждать. Меньше критиковать непонятное. Не смеяться над странным. Не задавать вопросов о личном. Парень в камуфляже, который падает от резкого звука. Девушка, которая хоронит кошку. Бездетная пара. Адепт непонятной религии. Дама в трауре. Мать одиночка. Слезы по лицу без логичных для вас причин. Давайте просто уважать, и учится принимать, может быть не понимая.
Ведь эта ярость, злость и смех на самом деле не о травмированном человеке, на самом деле это о чем-то душе, осуждающего. Ведь все мы живые, все мы где-то в своим травмах и шрамах.