У меня не случилось папы такого, какого мне хотелось. Честно говоря, я даже и не представляла, каким он должен быть. Но точно не таким, как у меня.
Много позже в картине Никиты Михалкова «Утомленные солнцем» я увидела эпизод, поразивший меня в самое сердце. Комдив Котов со своей дочуркой плывут по реке в лодке и разговаривают. Такая пронзительная, щемящая, трогательная сцена… И столько в ней солнца и тепла, столько щенячей доверительности и безмятежного покоя у этой девочки… И все это так открыто, не страшась, так бесстыдно откровенно, словно выставленное напоказ богатство…
А это и есть богатство.
У меня выступили на глазах слезы, и я остро позавидовала этой девочке. Потому что такого сокровища у меня не было.
Вместо прижаться щекой – желание спрятаться.
Вместо душевных разговоров – агрессивные нотации.
Вместо поддержки – пренебрежение.
Ах, папа, папа, сколько времени мне пришлось залечивать эти раны.
Нет, обиды уже нет, все разложено по полочкам, понято и принято.
Я знаю, что ты хотел, но не мог.
Понимаю, что любил, но не умел выразить.
И сам страдал и чувствовал свою несчастливость и, не в силах совладать с этим мучительным чувством, вываливал его на близких в виде криков и брани.
По большому счету, в вопросах детей и родителей всегда сталкиваются две правды.
Моя «детская» правда и претензии к родителям – вы не такие, как мне надо, вы не так меня любите, не так со мной разговариваете, не о том, не тем тоном…
И «родительская» - мы же дали тебе все, что могли, мы же тебя кормили-одевали-на кружки водили, мы же старались.
Они действительно старались и действительно «все, что могли».
А что они могли? Голодное военное детство, отсутствие отцов, которые ушли защищать Родину, уставшие изможденные матери, взвалившие на себя мужскую работу. Наверное, они видели в глазах своих матерей только страх – за детей, за мужей, за самих себя. Чувства? О чем вы? Выжить бы, детей поднять. Да и потом, после войны… Мирное время тогда и сейчас очень отличаются, никаких тебе интернетов, никакой информации, ни психологов, ничего.
Это сейчас мы все такие подкованные и осознанные – в некотором роде нам повезло, что мы родились в такие благополучные года. Мы можем жить, а не выживать, можем многому научиться, прибегнуть к помощи специалистов и полечить свои душевные раны.
Но не надо их лечить об родителей. Я сильно против того, что некоторые психологи предлагают в качестве освобождающей практики – рассказать родителям о своих чувствах в детстве и потребовать ответа, почему они поступали с нами так, а не иначе.
Во-первых, очень немногие родители вообще способны понять то, что мы до них хотели бы донести. Они так же далеки от наших тонких душевных метаний, как простая буханка черного хлеба от французского круассана с марципанами.
Во-вторых, не знают они сами, почему поступали так. Не знают! Это с виду они большие и взрослые, а внутри, каждый из них маленький напуганный ребенок, который как-то вынужден был адаптироваться к этому миру. И если мы начнем высказывать родителю свои обиды, то услышит нас именно этот малыш и станет еще несчастнее, и начнет защищаться или нападать в ответ или уйдет в отрицание.
Все, к чему может привести такая практика, так это к еще бОльшему отчуждению. Ведь как мы себе это представляем? Вот я, вся такая прогрессивная, вооруженная новейшими психологическими знаниями, много чего понимаю, "щас" я вас, неразумные вы мои мама и папа, научу, как вы должны были меня растить и воспитывать. Вы-то ведь ничего не понимаете, а я-то книжки читала, все осознала. Родители внимательно выслушали, тут же просветлились, кинулись мне на шею с покаянием и немедленно превратились в таких, каких мне хочется. Ага, ага.
Злюсь ли я сейчас на своего папу? Да, порою.
Обижена ли я на него? Нет. Хотя боль, еще бывает, вдруг неожиданно дает о себе знать. Например, когда я пересматриваю фильм Михалкова и вижу эту бессовестно счастливую девочку, дочку комдива Котова.
Но именно в тот момент, когда мой внутренний ребенок, встал перед этой девочкой и, сверкнув глазами, сказал: «Ну и что, а вот мой папа зато…», именно в этот момент я стала Взрослой. И луч света выхватил из темноты папу, читающего мне книжку, встречающего меня поздно вечером с автобуса, защищающего меня на родительском собрании… Нет, критикующий и обесценивающий папа никуда не делся, но появился другой, любящий и заботливый, и он того, первого, заметно потеснил, прочно обосновался в моем внутреннем пространстве и мне теперь есть на что опереться.
Папа, к сожалению, умер гораздо раньше того времени, как я повзрослела. А мама… С мамой я выстроила вполне удовлетворяющие нас обоих отношения. Я больше не кидаю ей в лицо свою правду, мы разговариваем о бытовых проблемах, о политике, о ценах в магазине. А о душе я могу поговорить с друзьями, обиды отнести к своему психологу.
И знаете, в этом присутствует та самая любовь, которой так не хватило нам обоим – ей в своем детстве, а мне в своем.