Ребенок в силу своей одаренности развивает в себе те качества, которые в нем хочет видеть его мать, что в этот момент фактически спасает ребенку жизнь (под которой он понимает любовь родителей), но, возможно, будет ему потом всю жизнь мешать быть самим собой.
А. Миллер
Каждый человек – остров внутри себя, и он может построить мост к другому, если… ему позволят быть самим собой.
Р. Роджерс
Отец любит свое дитя, потому что оно его от рождения; но он должен любить его еще как будущего человека. Только такая любовь к детям истинна и достойна называться любовью; всякая же другая есть эгоизм, холодное самолюбие.
В. Белинский
В мифе о нарциссе, изложенным Овидием интересен намек на семейную ситуацию. Нарцисс – рожден в результате насилия: его отец, Кефис, ловит Лариопу во время купания и насилует ее. В детстве нарциссические личности нередко сами были объектом нарциссической эксплуатации своих родителей. Родители «нарцисса» часто поглощены проблемами власти и не способны по-настоящему любить.
По мере взросления происходит поэтапная денарциссизация ребенка, способствующая росту и усилению Self. Дж. МакДугалл называет три нарциссические травмы, через которые проходит каждый человек:
1. Принятие существования Другого и осознание собственной отдельности от него (осознание того, что наши желания и чувства сходны лишь иногда, а также того, что Другой, являющийся нам первоначально как наше собственное отражение или даже как отражение наших собственных желаний, находится вне пределов власти нашего «Я»).
2. Принятие собственной однополости.
3. Принятие собственной конечности.
В публикациях посвященных нарциссизму я описываю нарцисса как некого недочеловека, но, к сожалению, это не мое желание сгустить краски и добавить устрашающее звучание тексту. Все люди, столкнувшиеся с нарциссически организованной личностью, указывают на бесчеловечность этих людей (варианты: обезличенность, неочеловеченность, негуманизированность). Дело в том, что прощание с иллюзий собственного всемогущества, происходящее в процессе денарциссизации, позволяет ребенку как раз идентифицироваться с человечностью. Нарцисс же – это ребенок, которому не помогли осознать, что он ни больше, ни меньше – человеческий ребенок, у которого есть свои права и возможности, но они не безграничны.
Маркировка границ развивается у ребенка ввиду влияния кастрационного комплекса. Метафора кастрации отражает недостаточность ребенка, реальность, с которой ему суждено свыкнуться по мере столкновения с ограничением собственных возможностей. Осознание и признание факта ограниченности необходимо для развития чувства реальности и признания себя всего лишь человеком. По мере укоренения в своей человечности, происходит понимание того, что родители не так уж безупречны и всевластны, их могущество не безгранично, а также признание существования границ между людьми, своей телесной данности и смертности.
Приведу самый простор пример «очеловечивания» ребенка. Особенное внимание в воспитании совсем маленьких детей сосредоточено на поведении, которое связано с витальными потребностями – приемом пищи, туалетом и т.д. Начиная с определенного возраста, родители приучают своих детей есть аккуратно, правильно держать столовые приборы, а не хватать жадно руками, когда им заблагорассудится. Речь идет не просто о правилах поведения, а об очеловечивании ребенка. В этой связи приведу пример.
Ольга, секретарь нарциссичного руководителя, сокрушалась: «Я приношу ему документы на подпись, в это время он ест. Он берет бумаги, не вытирая рук, начинает их подписывать, кладет на крошки, на документах остаются остатки еды. Вообще он странен в отношении еды, он на людях поглощает пищу руками, применяет не соответствующую блюду утварь, ест в местах, не предназначенных для приема пищи, а также в ситуациях, в которых это выглядит нелепо и т.п.» Этот пример наглядно демонстрирует несформированность потребностей человеческого типа нарциссичного руководителя Ольги. Если маркировка границ произошла, конечная цель которой – очеловечивание, то в сфере пищевой потребности кристаллизируется формула: «голод – опосредование правилами и нормами – пища».
В других сферах жизни также должен происходить подобный процесс очеловечивания человека. Нечеловечное поведение в других сферах проявляется в наглости, требовательности, беззастенчивости и нарушении границ других людей.
Мать, как правило, – человек, оказывающий наибольшее влияние на ребенка. Потому, исследуя причины нарциссизма, невозможно отдельно не остановится на ее формирующей роли в этом недуге.
Мать, имеющая нарциссические травмы, не в состоянии установить необходимую для роста и развития своего ребенка связь и привязанность. Актуализировать желание женщины стать матерью может ее нарциссизм (эта «увертюра» материнства не так редка, мотивы «иметь» ребенка и «быть» матерью психологически различны). Такая мать культивирует идеальный образ себя в роли матери. Ее фантазии безграничны. Нарциссичной женщине ребенок необходим для того, чтобы чувствовать себя полноценной. Как показывают Дж. МакДугалл и Ф. Тастин, такая мать, ввиду собственной психопатологии, непроизвольно использует своего ребенка в качестве безличного (или даже неодушевленного) объекта. Мать пользуется ребенком как своеобразной заплаткой или пробкой, которой она пытается заткнуть пустоту своего одиночества, депрессии и замешательства. МакДугалл и Тастин обозначают такую дисфункциональную пару как «зияющая мать» и «ребенок-пробка». Нарцисс ощущает себя неживым, утилитарно используемым предметом – своеобразным «тампоном» в теле матери.
Нарциссичную мать возбуждают ее грандиозные фантазии о правообладании человеческим существом. Ребенок воспринимается собственным продолжением, который отзеркалит ее великолепие, засвидетельствует статус и подпитает нарциссический голод. Нарциссизм матери требует «идеального» ребенка, чтобы отразить ее идеальность. Если же ребенок не соответствует созданному нарциссизмом идеалу матери, например, ее не устраивает внешность, способности, поведение, достижения или какие-либо иные параметры, нарциссическая мать чувствует свою ущербность, что вызывает гамму негативных эмоций. Но для того, чтобы сохранить свое величие и вызвать восторг окружающих, такая мать проецирует на ребенка образ, который обеспечит подзарядку ее нарциссизму, и станет скрывать свое отвращение и нехорошее отношение к ребенку. Нарциссическая мать не может быть привязана здоровым чувством к реальному ребенку, она сосредоточена на созданной ее душевной неполноценностью фантазией о ребенке.
Матерей-нарциссов всегда легко распознать по слишком сильной концентрации их внимания на внешнем виде, комфорте, капризах во время вынашивания ребенка. Только узнав о беременности, женщины такого типа сразу проявляют часто необоснованные требования, ожидают того, что все должны их обслуживать и потакать их прихотям. Будущая нарциссическая мать может быть либо слишком дистанцированна, либо слишком поглощена беременностью. Но, как бы то ни было, женщина сконцентрирована на собственных переживаниях, а не сосредоточена на ребенке, которому суждено прийти в этот мир из ее тела. Такая женщина, которая решила стать матерью, может на самом деле испытывать отвращение к своему телу и к тому, через что ей предстоит пройти. Судьба такого ребенка – развиваться в холодном чреве матери, ему суждено не быть рожденным, а с отвращением вытолкнутым. Если женщина может насыщать свой нарциссизм в других сферах жизни, такой ребенок обречен на одиночество и холод. Сложно оценивать какая ситуация лучше, какая хуже, но ситуация, когда женщина не видит иных ресурсов накачки своего ущербного Self, также травматична для ребенка. Речь идет о псевдолюбви; с какой бы формой псевдолюбви я не сталкивалась, я с уверенностью могу сказать, что это – маркер проблем с идентичностью.
Рождение ребенка требует от женщины самоотречения, на которое мать-нарцисс не способна. Младенец требует слишком многого. Еще недавнее привилегированное положение беременной занимает ребенок; он оказывается в центре всеобщего внимания. Все это может вызвать депрессию у нарциссической матери. Нарциссические фантазии не отвечают реальному положению дел, а требуемый уход за новорожденным не дает возможности воплотить фееричные замыслы. Тогда мать «включает задний ход», если находится кто-то, кто может выполнять ее функции, освободив от материнского бремени, она без всякой тени сомнений воспользуется этим. Если у нее нет возможности сложить с себя полномочия материнских обязанностей, она может имитировать свою деятельность с безразличием и беззаботностью. В первые месяцы ребенок еще не может удовлетворять ее нарциссизм, тогда она ведет себя безучастно и холодно.
В шедевре мирового кинематографа, созданного Ингмаром Бергманом, «Осенняя соната» показаны последствия материнской безучастности и холодности. Бергмановская «Соната» рассказывает о случае переноса от матери к дочери психологических проблем на протяжении двух поколений.
Мать (Шарлотта), которую играет Ингрид Бергман, – виртуозная пианистка, поглощена своей звездностью, холодна и отрезана от чувств. Пугающая прямота Бергмана демонстрирует недосягаемую глубину чувств, противоречий, сжатых на дне души как матери, так и дочери. «Мать и дочь… Уроки матери наследует дочь. Мать потерпела крах. Расплачиваться будет дочь. Несчастье матери должно стать несчастьем дочери. Это как пуповина, которую не разрезали…».
Быть виртуозной востребованной пианисткой – главная страсть Шарлотты, что, по ее мнению, освобождает ее от материнских обязанностей. Для Шарлотты вполне нормально быть вдали от дочери, которая потеряла в результате несчастного случая своего малолетнего ребенка. Эмоциональная черствость сохраняет Шарлотту от чувства вины. Шарлотта борется с чувством вины, прибегая к защитным маневрам: утверждению собственной женственности («Оденусь-ка я получше к обеду»); бегству («Я пробуду тут меньше, чем предполагала»); сублимации («Это – плохо, плохо, плохо. Так же плохо, как последний пассаж в сонате Бартока»).
Бергман открывает зрителю, какие приведения прошлого мучают мать и дочь, и что скрывается за дверями их детских. Если Эва, решившаяся высказать матери все, взрослеет на глазах, то Шарлотта на глазах становится меньше, утрачивает позиции: «Мне хотелось, чтобы ты обняла и утешила меня». Мать перемещает дочь на место собственной матери и ожидает недополученную любовь.
Эва обвиняет мать в том, что та только делала вид, что любит ее, тогда как правда заключается в том, что Эва служила для нее поддержкой нарциссизма: «Я была для тебя только куклой, с которой ты играла, когда у тебя было время. Но стоило мне заболеть, или, если я создавала тебе малейшее неудобство, ты подбрасывала меня отцу или няне». «Я была маленькой, привязчивой. Я ждала тепла, и ты меня опутала, потому что тебе тогда необходима была моя любовь. Тебе нужен был восторг, поклонение. Я была беззащитна перед тобой. Ведь всё делалось во имя любви. Ты неустанно твердила, что любишь меня, папу, Хелену. И ты умела изобразить интонации любви, жесты. Такие, как ты, опасны для окружающих. Вас надо изолировать, чтобы вы никому не могли причинить зла».
Шарлотта, лежа на полу, смотрит в темноту, доски пола успокаивают боль в ее спине, лицо, окутанное сигаретным дымом, выглядит старше и, вместе с тем, беззащитнее. Шарлотта вспоминает роды: «Было больно, да. Но кроме боли — что?.. что?… нет, не помню…». Своим дефектом Шарлотта обязана собственной матери, неспособной к эмоциональному контакту: «Я не живу, я даже не родилась, я была изъята из материнского тела, и оно немедленно вновь замкнулось для меня и опять вернулось к ублажению моего отца, и вот, я уже больше не существую».
А в это время на втором этаже корчится в сведенном судорогой горле младшей дочери Шарлотты Хелены простая и невыразимая любовь, основополагающая, вмещающаяся в два слога – МА-МА.
Нарциссическая мaть сама осталась на симбиотической стадии развития, не способна к выстраиванию границ между собой и другими. Нарциссизм матери удовлетворяется ситуациями, в которых она оказывается уникальной: ребенок перестает плакать, услышав ее голос, он улыбается ей и играет только с ней. Но эти райские узы вскоре начинают ребенком разрываться, его судьба – разорвав их, выйти в мир других людей. Ребенок начинает замечать, реагировать, интересоваться другими людьми, что становится непереносимым для нарциссизма матери, она боится его потерять, пуская в ход различные уловки, чтобы он оставался с ней. Стремление ребенка расти, завоевывать автономию и развивать самостоятельность наталкивается на сопротивление нарциссичной матери, что приводит к избытку у ребенка стыда.
Когда ребенок проявляет своеволие, непослушание и своими проявлениями значительно отклоняется от нужного матери образа ребенка, она испытывает замешательство и смущение, особенно яростно и остро реагирует, если неидеальность ребенка видят другие люди.
Дети таких матерей впоследствии не способны на любовь, так как от матерей они получали лишь фальшивые послания. Так, дочь такой матери в дальнейшем не способна на любовь к мужчине, так как мать не подала ей такого примера. Нарциссическая женщина низводит своего супруга до приложения, что делает невозможным появление уважения к отцу у ребенка.
Такие матери стремятся нарядно одевать своих детей, водить их на всевозможные кружки, включать в различные формы активности. Если же у такой матери появится более удобный объект удовлетворения ее нарциссизма, она может бросить своего ребенка и совершенно не интересоваться его жизнью. Впоследствии она, потеряв подпитку, может снова повернуться к своему ребенку (он то всегда под рукой), но вскоре снова его оставить, что, конечно же, переживается ребенком всякий раз как катастрофа. Увы, вся ущербность матери перейдет к детям, за все ее промахи придется платить по векселям именно им.
Травматическим для ребенка является и постоянно меняющееся поведение матери по отношению к ребенку на людях и в их отсутствие. Вообще, настораживает ситуация, когда кричат о любви, излишне эмоциональны в проявлениях по отношению к детям на людях. Все мы знаем женщин, неуемно говорящих о своих детях, о своей всепоглощающей любви к ним, но этот речевой напор есть не что иное, как выход чувства вины ввиду того, что такие матери практически не общаются со своими детьми.
Особо травматическим для ребенка является также поведение матери, создающее эффект качели. То мать занята собой, своими делами и карьерой, отношениями с мужчиной, то внезапно возвращается, обваливая на ребенка весь материнский пыл. Так, для Эвы из «Осенней сонаты» И. Бергмана, когда Шарлотта была вынуждена вернутся на определенное время к роли матери и жены, это оборачивается настоящей катастрофой: «Мне было четырнадцать лет, и, не найдя ничего лучшего, ты устремила на меня всю свою нерастраченную энергию. Ты меня уничтожила, а думала, что сумела наверстать упущенное время. Я сопротивлялась, как только могла. Но у меня не было ни единого шанса. Я было будто парализована. Все-таки я кое-что осознавала со всей возможной ясностью: во мне не было ни йоты того, что было бы по-настоящему мной, и в то же время было любимо или хотя бы принято тобой». Эва, познавшая в детстве всю горечь отсутствующей матери, в подростковом возрасте вынуждена была еще терпеть свалившийся на нее давящий материнский интерес, который в корне противоречил ее проявляющейся женственности.
