Что я могу сказать о душевной боли? Сам по себе это не вопрос, это компромис между криком отчаяния и затяжным тихим скулением. Внутри есть нечто знающее тебя с этой стороны, там ты вечный ребенок в окресностях своего детства, живешь рассматривая траву пробивающуюся на железнодорожном щебне, листья, спелые сливы, вода в луже, все это боль души твоей оторванной и выброшенной временем. И эти переживания навсегда со мной, я живу в них, а не они со мной, это все что есть у меня настоящего, то что пропитано чувствами заходящими в воспоминания извне, заливая их своей тенью, котрая воскрешает в этом мире вечную ночь видную на горизонте линией терминатора.
Я вижу это в каждом лице, день и ночь, каждый раз прорываясь в память в те мгновения отчетливого соединения со своей реальной сущностью. Возможно, сейчас, я это тот мальчик, обвешанный ветхими грехами своих родственников, мерзкими, но теплыми, согревающими, но с чувством промозглости, эта одежда всегда была чуть-чуть теплее чем воздух на улице. Как и мои чувства. Этот мальчик и есть я, у меня есть сомнения по поводу того, кто пишет все это сейчас. Возможно, сейчас я носитель память о шокирующем проникнивении в образ своего чувственного тела, которое сконтейнировало все что было в состоянии и ... отключилось. Ведь так бывает, я не раз видел такое вокруг, просто в один момент все перестает существовать как нечто меняющееся, и остается лишь только тонкая линия доступа к чувственному телу, рана сочится, эта болезнь неизлечима, по крайней мере не сейчас.
Там все было в виде обсуждаемых эпизодов нанесенных на твердый носитель времени, когда как, то жарко, то холодно, всегда некомфортно, всегда страшно, всегда завтра утром или сегодня ночью. Выдыхаешь и становится легче, нужно бежать вдоль полей с подсолнечником, можно украсть, упасть в густую траву и ощутить прохладу подтопленной жижи у себя на руках, тут везде живет боль от мгновенно несбывшихся желаний, от умершей неродившейся интриги, от уставшей надежды, много отчаяния, много усталости много детства в ковычках взрослости, и эти драные одежды на мне, и щемящяя боль в груди.
Я как профессиональный официант несу свой бокал наполненный до краев ни проронив ни капли, научиться быть плавным можно только держа на голове хрустальную вазу. Мое счастье состоит в том, что я могу чувствовать эту боль, каждый раз перевязывая рану я слегка улыбаюсь, и это тот миг счастья, когда я действительно рад что я вот такой вот. Как есть.
Я ничего не могу сказать о боли, т.к. я мало что знаю о чем-то другом. Это поток чувств, всегда таких сложных, в каждом встречном, в любом моем взгляде на что-либо, это и есть я. И сколько бы не звучала волшебная музыка в моей голове, я знаю, потом, все будет как есть. Я вижу это как нечто прекрасное, меняющееся, дарящее чувство нужности момента, ценности происходящего в неминуемой пустоте исчезающих смыслов. У этой мелодии красивый вид и каждый раз больно, каждый раз щемит в груди, часто болит в голове, глаза закрываются от спазмов, кожа трескается как земля по которой я ходил тогда, давным давно.
Я, та ямка в земле, что образовалась от вырывания сорняка на грядке. Фрактал человеческой души заключенный в переменное поле моего воображения. И это больно.
Я вижу это в каждом лице, день и ночь, каждый раз прорываясь в память в те мгновения отчетливого соединения со своей реальной сущностью. Возможно, сейчас, я это тот мальчик, обвешанный ветхими грехами своих родственников, мерзкими, но теплыми, согревающими, но с чувством промозглости, эта одежда всегда была чуть-чуть теплее чем воздух на улице. Как и мои чувства. Этот мальчик и есть я, у меня есть сомнения по поводу того, кто пишет все это сейчас. Возможно, сейчас я носитель память о шокирующем проникнивении в образ своего чувственного тела, которое сконтейнировало все что было в состоянии и ... отключилось. Ведь так бывает, я не раз видел такое вокруг, просто в один момент все перестает существовать как нечто меняющееся, и остается лишь только тонкая линия доступа к чувственному телу, рана сочится, эта болезнь неизлечима, по крайней мере не сейчас.
Там все было в виде обсуждаемых эпизодов нанесенных на твердый носитель времени, когда как, то жарко, то холодно, всегда некомфортно, всегда страшно, всегда завтра утром или сегодня ночью. Выдыхаешь и становится легче, нужно бежать вдоль полей с подсолнечником, можно украсть, упасть в густую траву и ощутить прохладу подтопленной жижи у себя на руках, тут везде живет боль от мгновенно несбывшихся желаний, от умершей неродившейся интриги, от уставшей надежды, много отчаяния, много усталости много детства в ковычках взрослости, и эти драные одежды на мне, и щемящяя боль в груди.
Я как профессиональный официант несу свой бокал наполненный до краев ни проронив ни капли, научиться быть плавным можно только держа на голове хрустальную вазу. Мое счастье состоит в том, что я могу чувствовать эту боль, каждый раз перевязывая рану я слегка улыбаюсь, и это тот миг счастья, когда я действительно рад что я вот такой вот. Как есть.
Я ничего не могу сказать о боли, т.к. я мало что знаю о чем-то другом. Это поток чувств, всегда таких сложных, в каждом встречном, в любом моем взгляде на что-либо, это и есть я. И сколько бы не звучала волшебная музыка в моей голове, я знаю, потом, все будет как есть. Я вижу это как нечто прекрасное, меняющееся, дарящее чувство нужности момента, ценности происходящего в неминуемой пустоте исчезающих смыслов. У этой мелодии красивый вид и каждый раз больно, каждый раз щемит в груди, часто болит в голове, глаза закрываются от спазмов, кожа трескается как земля по которой я ходил тогда, давным давно.
Я, та ямка в земле, что образовалась от вырывания сорняка на грядке. Фрактал человеческой души заключенный в переменное поле моего воображения. И это больно.
