В практике каждого терапевта рано или поздно появляется тот самый "ужасно сложный клиент". Кому-то везёт в самом начале, и тогда можно очень испугаться и либо бросить профессию, либо отлично прокачать терапевтическую устойчивость. К кому-то он приходит в уже наработанную практику, ярко выделяясь на фоне остальных клиентов как будто необъяснимо сильными, иногда очень тяжело переносимыми терапевтом переживаниями рядом с ним в контакте. Кейсы таких клиентов терапевты чаще других носят в супервизию, и нередко первым делом диагностируют их как "пограничных".
Для каждого терапевта существует свой тип "сложных" клиентов, который может совсем не вызывать такого острого отклика у другого коллеги. По моим наблюдениям, эта сложность в первую очередь заключается в точном попадании клиентского запроса в дефицитарную зону терапевта. Отсюда - такой сильный резонанс у обоих. Ощущение пограничности, о котором часто говорят в таких случаях, не всегда соответствует организации психики клиента, но в том или ином виде сопровождает качество контакта, воспроизводя пограничную ситуацию клиента в переносе, которую терапевт неосознанно может усиливать откликом собственного, часто полярного пограничного опыта (который имеется у каждого человека).
Именно поэтому клиент становится таким "сложным" и чем он более мотивирован на работу, тем более деморализованным в процессе может переживать себя терапевт. И наоборот.
Супервизия таких случаев не всегда бывает достаточной, иногда проясняя для себя ситуацию, терапевт обнаруживает, что нуждается в исследовании собственных реакций на клиента ещё и в личной терапии.
С одной стороны, такой клиент становится для терапевта скорее источником напряжения и головной болью. А с другой - мощным стимулом для укрепления терапевтической идентичности и узнавания себя с тех сторон, которые не были доступны для исследования ранее.
Основная сложность в работе - постоянное преодоление клинча (скрытого или явного), возникающего во взаимодействии. У терапевта есть большой соблазн передавать клиенту ответственность за его формирование, усиливая тем самым ПТСР и нагнетая часто лишнее напряжение.
С чем приходилось сталкиваться мне.
1. Все комфортные и нормальные для терапевта способы взаимодействия клиент отвергает или воспринимает в штыки. Ощущение, что нужно искать специальный подход, вырабатывать новый общий язык. Так и есть.
2. Перенос либо контрперенос насыщен ужасными ожиданиями. Вы с клиентом можете меняться местами в непереносимом ощущении собственной уязвимости. При этом ничего ужасного в реальном контакте как бы не происходит.
3. Часто это ощущение легко привязать к травматичным событиям в жизни клиента, но со временем объем прожитых чувств травмы увеличивается, а качество контакта - не меняется.
4. Потребность в интроектах. Клиент часто выглядит очень плохо вас понимающим, параллельно появляется подозрение, что он просто издевается. У него часто схожие ощущения. Если достаточно замедляться, можно выяснить, что человек нуждается в объяснении ему каких-нибудь абсолютно элементарных шагов по саморегуляции, которые он не умеет делать из-за недостаточной чувствительности к себе и просто отсутствия в опыте подходящего нарратива.
Одна моя клиентка постоянно злилась и нападала на меня в сессии. Мы давно работали и я, зная о таком ее способе что-то для себя попросить, терпеливо контейнировала ответное раздражение, хотя в начале нашей работы этот способ переживался мной как достаточно травматичный. Я пыталась выяснить причину ее злости, на что она откликалась с интересом. В ответ на мое предложение обратиться к телесным переживаниям, она через время смогла заметить, что хочет пить, но осталась сидеть на своем месте и собиралась продолжить работу. Когда же я спросила, не хочет ли она сходить и принести себе воды, она очень удивилась и даже не сразу пошла за ней. Ей было удивительно не то, что на сессии можно выходить и брать воду, а то, что если она захотела пить, она может сразу встать и утолить жажду. В ее опыте было нормальным какое-то время терпеть дискомфорт, доводя его до непереносимости и злясь за это на окружающих. Непереносимая жажда была весомым поводом позаботиться о себе. Просто жажда не воспринималась ей самой как потребность.
Этот эпизод позволил клиентке задуматься о внимательном отношении к сигналам своего тела и связать свою злость с поиском источника дискомфорта и обнаружением потребности.
Такая дотошная, кропотливая и медленная работа по выяснению на первый взгляд мелочей, позволяет восстанавливать картину того, как клиент сформировал механизмы саморегуляции и сопоставлять с защитным деструктивным поведением, с которым встречается терапевт. В этом месте обычно становится намного легче в контрпереносе, и появляется достаточно энергии для интереса к клиенту.
То есть то напряжение, которое вызывает поведение клиента, бывает достаточно сконтейнировать и помочь ему сформировать другой способ обращения с собой и другими. И в этом месте лично мой опыт с моими клиентами скорее успешен при укрупнении, замедлении и объяснении непонятного, чем в пространных длинных разговорах об экзистенциальном.
Нет ничего зазорного в том, что иногда от терапевта просто требуется побыть "мамой", которая объяснит непонятное, даже если клиент не может сам сформулировать вопрос. Сложнее бывает обнаружить, что этот запрос бывает упакован и во враждебное поведение.
Важное отличие такого запроса от нарциссической враждебности для меня в том, что клиент способен быть благодарным, опираться на полученный опыт и расти.
