История вопроса. Происхождение понятия оператуарное мышление (состояние, жизнь - разные степени выраженности одного и того же феномена) связано с исследованием представителями школы французского психоанализа процессов соматизации. Давая общую характеристику понятия, можно сказать, что особенностью оператуарного состояния является снижение фантазматических и символических основ мышления, появление обедненного мышления, семиотика которого становится обыденной, конкретной и лишенной всяческих признаков индивидуальности.
Под мышлением здесь понимается не столько способность к построению логических выводов, сколько процесс формирования внутреннего мира, который в случае оператуарного состояния сохраняет только видимость присутствия. У оператуарного пациента психический аппарат, как прослойка между биологией и географией обозначен контурно и большую часть времени находится в спящем режиме.
Этиологически оператуарное состояние вытекает из патологии первичного нарциссизма. Если мать недостаточно полно инвестирует младенца, который требует к себе безоговорочного внимания, то это раннее разочарование в отношениях приводит к развертыванию оператуарного состояния по двум направлениям.
С одной стороны, ребенок не получает от матери подтверждения того, что он достоин любви и поэтому его собственное Я, не инвестированное материнской любовью, не может являться для него самого вместилищем нарциссического либидо. Другими словами, ребенок может полюбить себя как объекта только после того, как он убедиться в том, что любим матерью. Здесь как будто возникает некоторая дистанция - между ощущением себя и представлением о себе - и она оказывается чрезвычайно важной, поскольку создает градиент, вектор движения для развития. Если этой дистанции, или, другими словами, разрыва между состояниями, нехватки ощущений не возникает, тогда велик риск, что личность будет находиться в слиянии, не способная дифференцироваться и выделять собственные потребности.
С другой стороны, личность формируется в результате последовательных идентификаций и поэтому в случае дефицита позитивных Я- и объект-репрезентаций, психический аппарат не может присвоить себе структуру опыта отношений. Это приводит к патологии Супер-Эго, которое не наполняется представлениями и поэтому оператуарный пациент не испытывает чувства вины и безразличен к происходящему. Внутрипсихическое множество состоит из очень небольшого числа элементов. Оператуарный пациент в процессе терапии с трудом формирует наблюдающее Эго и поэтому многократно повторяя действия, направленные на прояснение, не может извлекать из этого смысл. Другими словами, он не пользуется пониманием для того, чтобы изменить отношение, он не выбирает, во что вовлекаться и не имеет возможности совершить усилие, чтобы это преодолеть.
В основе оператуарного процесса лежит патология влечения к жизни. Во второй теории влечений Фрейд описал процесс, во время которого влечение связывается через репрезентацию со своим объектом и благодаря этому производит некоторую работу по трансформации психического аппарата. Для того чтобы влечение было связано, психический аппарат должен обладать внутренней структурой и, кроме того, обладать достаточным объемом нарциссического либидо. На раннем этапе развития отсутствие структуры компенсирует галлюцинаторный путь удовлетворения желаний, который, однако, нуждается в периодическом инвестировании со стороны матери. Если материнского присутствия недостаточно, тогда галлюцинаторный путь развития сменяется травматическим, при котором аффекты не способны упорядочится и связаться с объектом. Тогда вместо развития, то есть вкладывания влечения в среду, организм вынужден сбрасывать напряжение через патологическое повторение старых способов разрядки. Возбуждение умерщвляется вместо того, чтобы увеличивать количество жизни.
Оператуарное мышление и влечение к смерти соприкасаются в том месте, где психика производит некоторую работу, которая не сопровождается появлением результата, как чего-то нового, не существовавшего ранее. Если невроз представляет из себя пусть поспешное, но разрешение конфликта и несет на себе символическую нагрузку, то в рамках оператуарного состояния влечение к смерти не формирует никакого выхода, вместо этого запуская движение по кругу. Оператуарное состояние появляется как результат глубокой дезорганизации процесса связывания влечений.
Таким образом, оператуарное мышление это такое состояние психического аппарата, внутри которого наблюдается дефицит Я- и объектных репрезентаций. Мышление как будто не задерживает в себе следы опыта и поэтому личность вынуждена всякий раз убеждаться в существовании реальности, обращаясь за подтверждением непосредственно к ней. Внутренний мир напоминает дырявый шарик, который не наполняется воздухом окончательно и поэтому нуждается в постоянной подкачке. Клод Смаджа описывает этот феномен как сверхинвестицию суждения о существовании в ущерб суждению о присвоении. Психическая жизнь словно бы натягивается на внешние координаты, формируя сверхконформную личность.
Кроме того, содержимое мышления носит сугубо конкретный характер (поскольку галлюцинаторный тип удовлетворения не был развит), как будто реальность напрямую отпечатывается в воспоминаниях, не подвергаясь индивидуальным фантазмическим искажениям. Нормальное мышление не является точной копией реальности, с одной стороны, а с другой, фантазмы не становятся единственным содержанием реальности. Таким образом, нормальное мышление располагается посередине между оператуарным состоянием (выхолощенность фантазмов) и психозом (невозможность тестировать реальность).
Соматизация при оператуарном состоянии возможна благодаря тому, что мышление исключается из процесса переработки травмирующей ситуации. Если ментализация невозможна, тогда вместо трансформации психического аппарата возникает соматическое отреагирование. Умеренная психическая травма является необходимым условием для развития, соответственно, соматизация становится выражением отказа от борьбы.
Оператуарный пациент с трудом семиотизирует реальность и формирует означающие, как выражение своего отношения и обнаружение себя через отношения с чем-либо. Происходящее приходится держать на дистанции, не вовлекаясь в него, поскольку возбуждение трудно переработать - вместо азарта и новизны оно грозит распадом и хаосом, поэтому его необходимо понимать и контролировать. Оператуарный пациент экзистенциально несостоятелен - он нуждается во внешнем смысле, который установлен раз и навсегда. Для того, чтобы начать жить, ему необходимы условия, которых он не может достичь, поскольку рассматривает их вне своей жизни. В его логике нет выхода, так как он стартует с неверной исходной точки. Например, он говорит - когда уменьшается страдание, тогда появляется удовольствие, а не наоборот. Поэтому он выбирает снижать количество страдания, а не увеличивать количество удовольствия. Это как утверждать, будто на улице становится темно, потому что нарастает затемненность, а не снижается освещенность.
Оператуарный пациент может выглядеть как просветленный, ум которого не страдает, поскольку не имеет доступа к психическому возбуждению. Но оно, тем не менее, существует, и находит выход через соматические симптомы. Внутренняя драма при оператуарном состоянии успокаивается за счет того, что бессознательное не мутит поверхность сознательного, которое является копией формирующей его реальности, оператуарный пациент отделен не от мира, как он сам часто это описывает, а от самого себя. Он отделен от источника своих влечений.
