Разнообразие человеческих миров

Однажды я влюбилась в мужчину и проецировала на него самое красивое из своего внутреннего мира. Очень быстро проекция дала трещину, и я взялась зашивать её оправданиями, но критический ум вовремя остановился. А потом, набравшись смелости, присмотрелся получше.

Тогда меня привели к большому вопросу его внешние проявления, образ жизни, суждения, привычки – они были логичны в контексте его травматичной биографии, но что-то меня смутило.

Отойдя от потрясения инаковостью, я взялась наблюдать, анализировать и сравнивать, снова оправдывала его, и снова крутила мысли по заезженным рельсам, не смогла склеить картину ни травматическую, ни невротическую, и понесла это коллегам, где он сразу определился врачом в параноидного психопата.

Я пересмотрела книги и критерии DSM, пустила слезу о личном, и для меня это стало одним из уроков о том, что есть субъекты, живущие рядом со мной в одном временном и культурном контексте, но имеющие при этом другое содержание реальности.

Инаковость содержания реальности психопата, конечно, бывает очень неудобна окружающим, но вполне терпима по сравнению с патологическим искажением реальности параноидного шизофреника.

Убеждённость параноика в собственном бреду обычно никого не волнует до тех пор, пока не окажется, что он пребывает не на стационаре, а, например, на должности, и имеет определённый объём власти. Тогда вопрос психической реальности другого становится значимым для тех, кто попадает под ее влияние.

Печальнее всего, что сам вопрос при этом на практике и не ставится. Кто поставит под сомнение психическое здоровье вышестоящего, когда его бредовые идеи, суждения, аргументы и требования, вызывающие смятение или максимум возмущение, упакованы в категории этики, благие намерения, общечеловеческие или национальные ценности.

Считается, что психическое нездоровье должно выдавать себя сразу и громко, круглосуточными криками с балкона. Но нет никого тише и продуманнее параноидного шизофреника, он работает осторожно, системно и тонко, как бывший сотрудник КГБ.

Я часто листаю криминальную хронику и немного завидую дисциплине и методичности, с которой можно было на протяжении недели пропускать труп через мясорубку, включая ее ровно в 09:00 и выключая в 19:00, чтобы не вызвать подозрений у соседей.

На моей памяти есть один редкий и ценный случай госпитализации за пару дней (а может и часов) до совершения убийства. На десятом году брака женщина отметила в муже замкнутость и холодность, и списала это на возрастной кризис, а через время проснулась ночью от фонарика – он что-то искал на её теле и сразу выключил (психиатру ответил, что следы многочисленных любовников). По дальнейшим проявлениям жена сразу все сообразила, сказала, что срочно уезжает к маме, а его каким-то чудом убедила «подлечить ноги» две недели, пока она вернется. Для меня остаётся загадкой, как он подписал добровольное согласие на помещение в стационар, но если бы читал, что подписывает, неизвестно, сколько прожила бы еще эта женщина.

Эта история - воля случая, потому что параноика сложно не то, что госпитализировать, но даже выявить: он насторожен и ждёт подвох, он может быть очень умён и изобретателен (среди них были известные ученые, одержимые идеей своего открытия), он прощупывает почву и заметает следы, он сделает все, чтобы никто не заподозрил.

Самое интересное, что провалы случаются на ровном месте, когда все просчитано, кроме самого очевидного. Один параноик, источник не помню, на допросе по делу о самоубийстве его жены, выдал себя очень непринужденно: «Может ее совесть замучила за то, что она мне изменяла со всеми мужчинами в городе». 

Из-за собственных проекций шансы неспециалиста распознать самое скрытное из искажений психики равны примерно нулю, поэтому столкновение человеческих миров может выглядеть как: «он просто очень ревнивый», «он просто не понимает», «у него такой характер», а патология покажет себя постфактум в райотделе.

Как нет двух физически одинаковых людей, так не бывает и двух психических миров с одинаковым содержанием. Мы постоянно перепроверяем свое содержание, сравниваемся с другими, рефлексируем, задаем себе вопросы и сомневаемся, мы тревожимся, когда не знаем, и это показатель здоровья.

Люди с акцентуациями и психопатиями очень даже вменяемы, просто инаковость их мировосприятия достаточно сильно выражена. Психопаты поддаются психотерапии и способны изменять своё содержание под внешним влиянием: если с ними разговаривать, объяснять, показывать достоверные факты, они способны изменять взгляд на реальность, и это самое главное.

Но есть и группа с наибольшей трудностью работы с внутренним содержанием. Искажение реальности вследствие шизофрении настолько согласовано внутри и часто недоступно влиянию снаружи, что требует сначала внимания врача, и в том числе - на предмет социальной безопасности. А после может работать и психотерапевт.

Принятие разнообразия человеческих миров и наличия в некоторых из них возможной необратимой патологии – это первый вывод.

Изменение содержания и обратимое искажение реальности может быть результатом дезинформации, отсутствия информации или намеренного внушения, поэтому важно грамотно выбирать источники информации, уметь искать ее и проверять, тактично спрашивать другого вместо домыслов, слушать и рефлексировать, и это второе.

О разрывах между мирами. Они могут показать себя в непонимании, конфликтах и вопросах о поведении другого. Любой разрыв, если его не зашивать, может иметь последствия, поэтому для его уменьшения важно сопоставляться, сравнивать точки зрения, задавать вопросы и разговаривать друг с другом, устраивать семейные и вселенские обсуждения ради поиска среди разного и противоположного общего и объединяющего. И это третье.

И четвёртое, последнее. О доверии другому миру. Заводить друзей, находить себе учителей, психологов или супервизоров, вступать в сообщества по принципу общих ценностей, смыслов, убеждений, по взглядам и видению реальности ценно ещё и потому, что при необходимости им можно доверить внести ясность в свою личную картину.