ЧЕЛОВЕК РЯДОМ

Я хорошо чувствую людей из благополучных семей. С самого детства. 

У ребенка, которого любят, о котором заботятся, у которого в достатке поддержка и внимание, за спиной будто всегда стоят мама с папой, положив ему руку где-то в районе лопаток. Даже когда или особенно когда их физически нет рядом, а это излучение уверенности, защищенности, достоинства у человека есть. 

Я всегда это чувствовала, потому что также всегда ощущала свое отличие. Согнутую спину, спрятанное сердце, закрытый живот, потому что небезопасно. 

Дети в любви - прогретые, удачливые что ли даже какие-то. Благополучие в семье вырастает в благополучную судьбу. Даже беды у них теплые, окситоциновые. Потому что и в беде у них рядом кольцом - близкие люди. Не семья, так друзья. Не друзья, так семья.

Как буд-то бы по горькой иронии судьбы, как буд-то бы несправедливо, но те, вторые, что из холодного и голодного эмоционально детства, особенно нуждающихся в тепле и поддержке людей, оказываются подчеркнуто - без человека рядом. Хотя вот вроде бы - им нужнее. Хотя бы, чтоб залатать те дыры в фундаменте, что есть.

Да что там, "те, вторые". Та вторая - это я. 

Одиночество оказалось страшно трикстерской штуковиной. 

Моя вторая терапевт говорила мне примерно каждую сессию, и я слышала ее и бесилась, и отчаивалась и леденела об это еще сильнее. Она говорила: "Нет никакого иного одиночества, кроме оставленности человеком самого себя". Думаю, верящие в Бога могли бы кивнуть в этом месте и поддержать чем-то вроде: "Бог никогда не отворачивается и не бросает нас, это мы - отворачиваемся от него". 

Если бы она пообещала мне с того берега, что когда ты отважишься идти свою реку вброд, тебе подвезут и лодку, и нарукавники, и доску для серфинга, думаю, я бы быстрее кинулась в это дело;)

Одиночество как перевертыш. Ты ощущаешь, что никого нет рядом, но никого нет внутри тебя. И потому ты не в состоянии увидеть тех, кто рядом. 

И только тогда, когда ты позвонок за позвонком наращиваешь себе стержень. Совершаешь свое личное чудо природы - выращиваешь раскидистый баобаб в пустыне. Когда ты становишься себе тем самым пресловутым родителем для набившего оскомину внутреннего ребенка. Выращиваешь сначала родителя, чтобы потом им растить ребенка - совершаешь практически невозможное, потому что сначала растет ребенок, чтобы стать родителем, а не наоборот. Меняешь курицу и яйцо местами, а затем снова местами, напрочь забыв, так что же является источником жизни. Или напрочь узнав это - нутром. 

Вот тогда. Вот только тогда, когда тебе больше неодиноко, появляется человек рядом. 

Но прежде, чтобы тебе стало неодиноко, нужно пройти через самое тонкое игольное ушко на свете. Протащить себя через него со всем своими картонками, котомками чужого дерьма и плевков в твою душу, тоннами слез, дребеденью памяти, вагонами событий, коробками травм, распаковывающихся по пути и мешающих протискиваться в ушко. И маленькой собачонкой, что уж. Пока одиноко, собаки очень помогают. 

Потому что только наличие мамы и папы за спиной в опыте - и дает тебе опыт встречать в жизни "маму и папу". Только наличие другого человека рядом в опыте дает тебе возможность иметь в жизни человека рядом. 

А если этого опыта не было, его нужно нарастить. 

Нужно организовывать себе человека рядом, чтобы он рос внутри тебя, учитывая, что ты не умеешь патологически не то что организовывать человека, а видеть, находить, доверять, опираться, брать. 

Девять лет терапии. Друзья. Другие друзья. Игра в шашечки в кругах близости, с регулярным пересмотром, кого отдалить, попутно учась ставить границы, попутно обсываясь от страха недоверия, что у тебя есть на это право. А кого приблизить, обливаясь потом от волнения, что за шаг навстречу тебя отвергнут. Отчаиваться, уставать, раниться, откатываться назад. Стыдиться за то, какой ты лох и травматик. Вставать, продолжать. Отличать хищников от простых смертных. Отличать простых смертных от чудесных. А для этого признавая в себе всех: и простого смертного, и хищника, что куда сложнее и ой, и самое-самое-самое сложное: признавая в себе чудесного. 

И вот тогда - прорастает опыт и опора на него. Знание себя. Готовность за все это держать ответ, выдерживать, принимать. И главное - появляется - чувство - собственного - достоинства. 

Долгие годы был терапевт. Разные, неважно, хотя это тоже часть процесса. Потом я научилась звать себе помощницу по хозяйству. Потом добавила коуча. Каждую неделю меня стали ждать, встречать, свидетельствовать, поддерживать, помогать, давать - несколько людей. Помощь в работе - еще шажок. А потом - просто люди рядом. Сами. Человек рядом. 

Ты думаешь, что это какое-то непостижимое чудо - чтобы люди рядом были человечными. Но когда ты становишься человеком рядом - с самим собой, когда в тебе прорастает достоинство - просто невозможно иначе, чтоб рядом были нетеплые, или токсичные люди. Твое достоинство, тот, кто за тебя внутри - фильтрует их. И просто невозможно, чтобы рядом был яд и отравляющий холод. И! Просто невозможно оставлять себя одну. И ты и не оставляешь - и идешь к людям, открываешься. И тебя - видят. 

Ты становишься видимой. И появляется тот, кто видит тебя. 

Драма и красота какая, правда? Человеку с раздавленной самооценкой так нужны похвала, забота, поддержка. Но его раздавленная самооценка не даст ему "сделать" этого человека рядом. Он появляется, потому что ты себя уважаешь. 

Только тогда уроненный случайно на одежду другого кусочек еды превращается не в хлысткий окрик, что ты свинья, сжигающий твое нутро и все живое в нем стыд, а в смешное "Если насвинячила, скажи просто "хрюк"". 

Только тогда ты получаешь в сообщении от своего инструктора по фитнесу: "Я в тебя верю. Если есть вопросы, не стесняйся. Я очень хочу, чтобы ты нравилась себе". 

А от мамы, с которой вы вместе водите детей в садик который год, предложение забирать твоего малыша иногда по вечерам вместо тебя. 

Я стояла тут на днях, оглушенная новостями и чувствами в связи с ними, а вокруг шли люди. А, кажется, я сначала покупала сигареты и плакала прямо во время покупки, почему-то вообще не стесняясь. Потому что это нормально, что я плачу. И нормально, что продавец мне улыбается и дает больше, чем сигареты. 

А потом стояла курила. И смотрела на людей вокруг. И всех таааааак любила. Плохо мне, а хорошо хотелось делать другим. Думалось, насколько же в каждом из нас бьется сердце, жаждущее любви и покоя, насколько каждый носит в своем теле страхи в животе, злость в руках да зубах, сколько носим мы стыда на кончике хвоста, сколько каждый из нас носит каждую секунду прошлого своего невыносимого, но носимого, будущего и сейчас.  Как же отчаянно мы нуждаемся друг в друге, и нет ничего важнее, ничего-ничегошечки, чем человеческое тепло друг другу. Как бы помнить нам об этом все время...

Как недооцениваем мы это, когда так строги к себе, когда спрашиваем с себя, когда корим и упрекаем. Учитываем ли мы - фактор любви? 

Сколько поддержки у нас есть? Критикуют нас или шутят и поддерживают? Стыдят или говорят "я тоже", "me too", у меня так тоже бывало? Хвалят, замечают хорошее, не как нормальное и воздух, а как прекрасное, что достойно микропразднования?

Насколько легче нам давался бы вес своего бытия, материнства, учебы, работы, долженствования, ошибок, в зависимости оттого, есть ли рядом - человек?

Окружение как сила или слабость.

Женщина рассказывала на днях, как прекрасно она рожала по сравнению с первым разом, как много расслабления пришло просто оттого, что она - увидела - своего светлячка-акушерку. И все, и можно ведь быть тогда. Проявляться. Раскрываться. 

Я лучше вожу машину, если рядом не кричат: "Дура, бордюр!", а хвалят, отмечают даже самую ерундистику. И потом. Когда ты едешь одна, а рядом этот самый бордюр - ты можешь воспроизвести внутри дуру, и ехать как дура, и работать как дура, и жить как дура, сжимаясь в комок до полного исчезновения. А можешь слышать теплый голос внутри - "молодчинка", и взять следующий поворот идеально плавно. И расширяться.  

Мы нуждаемся друг в друге. Мы зависимы друг от друга. Мы уязвимы друг перед другом. 

Сейчас мне кажется, что фактор любви - фактор человека рядом - самый важный. 

Поразительно, что признать это стало возможно, только освободившись от.

Это жутко страшно. И бесконечно прекрасно.

Марьяна Олейник