Но вот и ему приходит пора умирать — и на сцене, и в мире. Все прожитое стоит перед его глазами. Взгляд его ясен. Он знает, что его приключение мучительно и неповторимо. Он знает — и готов к смерти. Для престарелых комедиантов существуют приюты.
А. Камю. «Миф о Сизифе»
Тема старости – одна из тех, которая загнана лавиной «anti-age» в Тень. Это тема, с которой тяжело соприкасаться.
Тяжело для ума: возможно ли лишь рационально решить вопрос о смысле конечной человеческой жизни?
Тяжело эмоционально: как вынести ужас разрушения единственного, данного нам в чувствах и ощущениях, себя самого?
Тема старости задает базовое, экзистенциальное напряжение человеческой жизни. Это та зона, куда большая часть людей не хочет и не может смотреть, или смотрит лишь изредка сентиментальным, лишенным прозорливости взглядом, видя в стариках лишь «несчастных бедняжек». Сентиментальность, завидев истинное лицо старости, плотно запирает дверь, сооружает цоколь и зовет первого петуха, чтобы тот спугнул неуместных призраков.
Отрицание этой темы очевидно как на микро- так и макроуровне. Действительно, это тяжелая ноша для души и тела, но и просто игнорировать, исключать, держать в маргинальной зоне этот вопрос — значит не принимать себя как реального человека.
Лично меня эта тема смиряет, пугает, завораживает, призывает к ответственности, придает остроту чувствам и ведет к глубинам человечности. Занимаясь психологией человека, невозможно не смотреть в эту разверстую бездну, откуда никто не возвращался. Тема старости, так или иначе, появляется в консультативной и психотерапевтической деятельности: это и страх собственного старения, и страх старости родителей, и невозможность понять старика, и требовательность к пожилым родителям, и желание пожилых быть понятыми своими детьми. Когда старость выходит их Тени, становится понятно, какой невыносимый ужас держал ее там. Говоря словами Кристевой, эта темная комната требует ремонта. Старость в эпоху молодеющей и агрессивной повседневности – что мы знаем о ней? Какими стариками будем мы? Приветствует ли инстаграм фотографии съемной челюсти?
Исследование и увлеченность темой старости для меня началось очень давно, в том возрасте, когда о ней «еще думать рано». И возможно я слишком рано посмотрела «Премьеру» Кассаветиса и ощутила один из первых ударов «под дых» первобытного страха. На то он и есть шедевр, чтобы не просто понаблюдать как «они» стареют, но ощутить, что это касается меня.
Кассаветис признавался, что снимал фильм о
«человеческой реакции на старение; о том, как побеждать, когда очарование уже не то, что раньше; когда нет былой уверенности в себе и в своих способностях».
«Когда мне было семнадцать, я могла делать все, что угодно. Это было так легко. Мои эмоции были почти на поверхности», - говорит главная героиня Миртл (Джина Роулендс).
В семнадцать лет эмоции обнажены и энергия хлещет через край во многом благодаря слепой вере: «смерть — это то, что бывает с другими». Когда уже далеко за сорок, опыт говорит о другом.
Современная художественная рефлексия темы старости, возможно, для кого-то станет платформой для выведения этой темы из собственной Тени и поводом для размышлений.
На серию фотографий Ниту Веру толкнуло желание своими глазами посмотреть на отношения между ее отцом и его матерью, которых Вера помещает в заданные обстоятельства, чтобы осознать, что полученные снимки отображают некую форму автопортрета с примесью равнодушия и жестокости, свойственных их отношениям.
Джоан Симмел продолжает начатую ею почти пятидесятилетнюю традицию исследования своего тела. Таким образом, старость не обособлена от контекстного поля исследований художницы, потому что вписана в длительную творческую деятельность, что делает ее лишь одним из жизненных этапов. Метафора художницы заключается в том, что старый человек рассеивается в мире, подобно праху над океаном.
Старение у Марны Кларк наделяется различными атрибутами отдыха: спальня, большой пустой стол, разведение огня в камине, сон на берегу озера, морской берег. Кларк говорит, что в каждодневных делах забывает о том, что время истекает и все конечно. А эти снимки нужны для того, чтобы об этом напоминать.
Серия «Мои бабушки» Мивы Янаги — это постановочные снимки, основанные на представлениях разных девушек об их жизни через пятьдесят лет. Этот замысел на стыке искусства и социологического опроса – конструирует образ идеальной старости.
Алия Чейпин опровергает распространенные взгляды на старость как на упадок. Она показывает множество тел, охваченных радостью, что напоминает о дионисийских празднованиях, а одиночные и групповые портреты показывают восторг. Старость у Чейпин — период, когда можно наконец-то предаться всей полноте жизни.
Фотодневник Филлипа Толедано посвящен его отцу, страдающему нарушениями кратковременной памяти. На снимках, частью потешных, частью печальных, выписывается история спасения от одиночества: одинокого отца наведует сын и запечатлевает его закат. Снимки, основа которых состоит в идее посещения в самом широком смысле этого слова, делает их проникновенной артикуляцией о быстротечности времени.
Карина Багдасарян изображает подлинную до каждой морщины старость без прикрас.
Своим проектом «Здравствуйте, я — Нора» Эмили Стайн бросает вызов социуму. 73-летняя Нора раскрепощается перед камерой, словно заявляя, что не желает скучать и вести стереотипный образ жизни пенсионерки. Несмотря на то, что эта серия призвана продемонстрировать открытость и веселье, Нора подключается к шаблонам гламурных фотосессий. С помощью этого хода Стайн демонстрирует нашу страсть к внешности и одновременно пытается разрушить стереотипы о женщине пенсионного возраста.
Взгляд Карлоса Сауры на стариков во всех его прекрасных фильмах исполнен человеческой любви. Смотря на его стариков, становится легче любить и легче понять, что ты тоже любим.
