Посмотрите на эту картинку. Она воспроизводит популярную идею, выросшую из идеологии индивидуализма: человек в противостоянии «один против всех» может победить. Главное — вера в себя, в свой успех и в свои цели — и все получится. Но я смотрю на эту картинку и думаю о том, что если у ее героя дела обстоят именно так, как нарисовано — он не просто не достигнет успеха. Он вообще не начнет что-либо делать. Думать про цели, возможно, будет много — но с места не сдвинется. А если все-таки сдвинется - то далеко не уйдет.
Почему? Потому что идея, что наша личность является некой изолированной от всего мира сущностью и что она может действовать даже вопреки всему миру, не является верной. Хотя эта мысль очень соблазнительна. Я очень люблю стихотворение Киплинга «Если». Оно правда чудесное — декларация мужества человека перед лицом вызовов, которые бросает ему жизнь. И если ты способен все, что стало/Тебе привычным, выложить на стол,/Все проиграть и вновь начать сначала,/Не пожалев того, что приобрел... Мощные слова. Но там есть один момент, которое делает все это мужество нереалистичным. Это самые первые строчки.
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг…
Когда в тебя не верит никто, и даже лучший друг отворачивается, и не на что опереться — даже самый сильный, уверенный человек дрогнет, засомневается и начнет озираться в поисках дополнительной опоры. «Один на один» - соблазнительно, но «один на один в противостоянии с миром» - это не под силу было даже древнегреческим богам и героям. Даже у Геракла был спутник.
«Какая внешняя поддержка мне нужна, чтобы добиться желаемого?» Многие люди даже не задаются этим вопросом, следуя привычному образу изолированного человека, способного выстоять, выжить в полном психологическом и физическом вакууме. «Мне нужна только моя воля и решимость», - сказал мне как-то знакомый. «А что укрепляет твою решимость?» И он, отвечая, назвал упомянутое стихотворение «Если...». «То есть тебя поддерживает Киплинг. И ты тогда не один...».
Мы не в состоянии оказаться в полном, абсолютом одиночестве — потому что даже на необитаемом острове у нас будет собеседник. Сознание человека диалогично, у нас всегда есть как минимум один внутренний собеседник, который, например, подвергает сомнению наши идеи или наоборот, подбадривает колеблющегося. Как говорил М.Жванецкий, «настоящее одиночество — это когда вы всю ночь разговариваете сами с собой, и вас не понимают». Но все же — разговариваете… Смерть внутреннего собеседника — путь в безумие.
Нам жизненно важно быть услышанными. Услышанными и замеченными в любых наших проявлениях, а не только в тех, которые по душе тому, к которому мы обращаемся. Именно поэтому поддержка — это не утешение, хотя утешение тоже может быть важным. Как я сейчас понимаю, поддержка — это предоставление человеку возможности быть со мной именно таким, какой он есть сейчас. Если он проживает горе — дать возможность горевать со мной, без этих «все будет хорошо». Если он в растерянности — дать возможность быть в растерянности быть рядом, не забрасывать советами или рекомендациями. Но это возможно лишь тогда, когда для меня самого возможны, допустимы горе или растерянность, когда я не боюсь сам разрешить себе быть таким, и не боюсь развалиться, провалиться и не выбраться. Когда есть доверие к процессу — и к своему организму. Нам нужен близкий свидетель, который способен присоединиться к нам, разглядеть наше переживание — и не пытаться что-то сделать с ним.
Если в своих состояниях, обращаясь к другому, мы остаемся неуслышанными и неподдержанными, когда люди отворачиваются от того, что для них самих непереносимо, то тогда мы остаемся в одиночестве. К одиночеству добавляется его частый спутник - стыд.
Стыд — это не просто ощущение собственной никчемности, ничтожности и желание исчезнуть. Наши переживания или действия становятся постыдными в тот момент, когда они не услышаны и не поддержаны другими людьми. Когда мальчик плачет, а его боль не слышат и твердят «мальчики не плачут» - он сворачивается. Боль и слезы не исчезают, но они становятся постыдными, и это не просто усиливает переживание — это его консервирует. Когда нам перед другими людьми нельзя быть слабыми, застенчивыми, чувствительными, испуганными (нужное добавить), то мы не перестаем быть такими, но вдобавок учимся стыдиться этих состояний. Стыд останавливает переживание, оно застывает в нашей душе, и никуда не исчезает.
Стыд — это отсутствие поддержки в окружающем нас поле жизни, и не обязательно через прямое осуждение. Непрошеные советы и рекомендации усиливают стыд, потому что порождают ощущение, что все люди вокруг умеют и знают, как выбраться из тяжелой ситуации, один ты не знаешь или не умеешь. Поскольку беспомощность особенно «постыдна» для мужчин, то чаще именно мужчины склонны к попыткам «заткнуть» отчаяние, слабость и беспомощность других людей при помощи советов или прямых попыток что-либо сделать. Даже когда не просят. Но как раз эти попытки усиливают стыд.
Так рождаются запретные зоны в нашей психике. По словам психотерапевта и философа Г.Уилера, «если я, будучи ребенком, чувствую себя некоторым образом и обладаю определенным набором способностей, а вы, принадлежащие ко взрослому миру, требуете от меня совсем другого, чего я не могу вам дать — то единственно возможной интеграцией (нашего Я) для меня станет составление истории, в которой я чем-то плох и поэтому прячусь, пытаясь в меру сил если не исправиться, то хотя бы притвориться, что обладаю необходимыми качествами». И так, притворяясь, что у нас есть все, что необходимо для «зрелой и здоровой» личности, мы остаемся один на один с собственными чувствами и состояниями.
Но никуда не деться от того, что наши переживания всегда кому-то адресованы.
Когда мы плачем — мы плачем кому-то. Нет слез, никому не адресованных, любые наши переживания требуют того, чтобы их услышали, увидели — и откликнулись на них, а не заткнули их.
Когда умирают близкие и любимые люди — наши слезы адресованы не только живым, но и умершим. Люди обращаются к умершим, разговаривают с ними, говорят о любви к ним, о злости за слишком ранний уход, или даже о радости оттого, что мучения от тяжелой болезни позади — и неважно, атеист ты или веришь в загробную жизнь. И даже неважно, что тот, кто умер, может этого не услышать — важно бывает просто произнести эти слова, адресованные тому, кто ушел. Просто озвучить — но адресно… В этом суть социальной человеческой природы — наши чувства всегда адресованы кому-то.
Сущность поддержки — принятие любого состояния человека, способность его выдержать. «Я вижу, что тебе трудно, я вижу тебя уязвимой, и я не отвернусь от тебя такой». Это трудно. В тот или иной момент жизни каждый человек сталкивается с непереносимыми для него переживаниями другого человека и отворачивался от них… А сущность самоподдержки — это принятие себя в любом состоянии, без попыток преуменьшить, обесценить или скрыть от себя самого свои переживания. «Я не обиделся, я рассердился» (еще бы — обида заклеймена как инфантильное чувство, и ассоциируется с «ты чё, обиделся, что ли?» и «на обиженных воду возят»).
В общем, если мы стоим одни против всего мира и никак не можем начать то, о чем давно мечтали — нам не хватает внешней поддержки, и не будет зазорным это признать. Оставаясь без этой внешней поддержки, мы оказываемся обреченными на стыд и консервацию наших состояний, на сочинение историй о том, что у нас есть все, что нам нужно. И при этом не сдвигаться с места ни на шаг…
Прекрасно, когда в нашем прошлом или настоящем были такие люди, которые от нас не отворачивались, от которых всегда, что бы ни происходило в жизни, исходило такое послание: «Ты наш. Что бы ни случилось — ты наш». Тогда, сталкиваясь с жизненными трудностями, мы можем опереться на эти слова — и не отрекаться от самих себя. Ведь отец (мама, брат, друг, подруга, сестра…) не отворачивались.
Если такого опыта нет — придется долго учиться этому. Рассматривать других людей, находит в себе душевный отклик на их переживания и замечать, как реагируют люди в ответ на твои слова и чувства.
Рискнуть открыться, признаться в каких-то «запретных» чувствах, мыслях и состояниях — и обнаружить, что люди остаются рядом с тобой, они не отвернулись и не скривились в отвращении, но в то же время и не пытаются побыстрее тебя «спасти». Они просто рядом — и у них похожий опыт страха и сочинения историй про самодостаточность. Вариации у этих историй разные, но суть — одна.
И, потерпев крушенье, сможешь снова-
Без прежних сил – возобновить свой труд...
