Необходимо учитывать тот факт, что когда маленькая Филлис росла и воспитывалась в Вене в середине XIX века, женщины считались более высшими существами, чем мужчины, благодаря их способности к деторождению. Эта вера в превосходство женщин была настолько сильна, что воспринималась всеми как непреложный факт. В связи с этим был весьма распространен такой феномен, как «зависть к матке» среди подавляющего большинства мужчин.
Так или иначе, вера в естественное право женщины доминировать над мужчиной лежала в самом основании Западной цивилизации. Без доли сомнения, с авторитетным видом женщины могли заявить, что хотя мужчина и может пытаться выразить себя в искусстве, он никогда не станет великим художником, скульптором, музыкантом, поэтом, так как он лишен творческого начала, выраженного в наличии живородящего чрева. Поскольку он также обладал лишь кастрированной ущербной грудью, не способной питать и вскармливать. Мужчина мог стать лишь домашним поваром, но не способен быть великим кулинаром, диетологом, виноделом или изобретателем специй. Ему не присуще тонкое чувство продукта, понимание нюансов и оттенков еды. Он лишен самого инстинкта вскармливания, лежащего в основе кулинарного творчества.
Благодаря практике деторождения, женщины чаще и основательнее пользовались медицинской помощью, по этой же причине система здравоохранения фокусировалась на вынашивании и родах. В связи с этим не имело смысла поощрять мужчин к занятиям медициной, становиться терапевтами, хирургами, исследователями, хотя никто не запрещал им работать в низкооплачиваемых, непрофессиональных областях медицины в качестве обслуживающего персонала.
Даже к моделированию собственной одежды мужчины допускались с риском их полного провала. Когда они сами изобретали моду, их воображение не шло дальше реализации собственного комплекса по отношению к матке и женским гениталиям. Их модели являли собой бесконечные повторения женской сексуальной символики. Например, треугольный разрез мужских джемперов и свитеров вызывал ассоциации женского лобка. Узел галстука повторял очертания клитора, а галстук бабочкой – ни что иное, как clitoris erecta (эрегированный клитор – прим. пер.). Прибегая к терминологии Филлис Фрейд, назовем этот феномен «репрезентация».
Не имея личного опыта в вопросах рождения-нерождения, выбором между зачатием и контрацепцией, бытия и небытия, как это делали женщины в течение всего своего детородного периода, мужчины обладали крайне низким уровнем понимания концепций справедливости и этики. Из-за этого они не могли стать хорошими философами, поскольку философия как раз и имеет дело с концептами бытия и небытия, плюс все, что между этими полюсами. Разумеется, мужчины обладали также низкой способностью выносить решения, касающиеся жизни и смерти, что объясняло (и, возможно, по сей день объясняет) их отсутствие на уровне принятия решений в юриспруденции, правоохранительных органах, армии и других подобных областях.
Помимо живородящего чрева и вскармливающей груди, способность женщин менструировать являлось важнейшим доказательством их превосходства. Только женщины способны испускать кровь без увечий и смертельных исходов. Только они восставали из пепла подобно птице Феникс каждый месяц; только женское тело находится в постоянном резонансе с пульсирующей Вселенной и с ритмами приливов. Не включенные в этот лунный цикл, могли ли мужчины иметь чувство времени, ритма и космоса?
Как могли мужчины в христианских храмах служить культу Пресвятой Девы, дочери Матери небесной, не обладая физическим воплощением Ее ежемесячной смерти и Воскрешения из мертвых? Как в иудаизме могли они поклоняться древней Богине Матриархата, не обладая Ее жертвенными символами, запечатленными в Старом Завете Матерей? Бесчувственные к движениям планет и вращающегося Космоса, как могли мужчинами становится астрономами, натуралистами, учеными – да кем угодно, в конце концов?
Можно было бы легко представить мужчин кустарями, декораторами, преданными сыновьями и сексуальными спутниками (при условии, конечно, определенного мастерства, поскольку аборты, хоть и допускались, но все же были болезненными и их избегали; легкомысленное оплодотворение могло повлечь за собой наказание в виде тюремного заключения).
Так или иначе, вера в естественное право женщины доминировать над мужчиной лежала в самом основании Западной цивилизации. Без доли сомнения, с авторитетным видом женщины могли заявить, что хотя мужчина и может пытаться выразить себя в искусстве, он никогда не станет великим художником, скульптором, музыкантом, поэтом, так как он лишен творческого начала, выраженного в наличии живородящего чрева. Поскольку он также обладал лишь кастрированной ущербной грудью, не способной питать и вскармливать. Мужчина мог стать лишь домашним поваром, но не способен быть великим кулинаром, диетологом, виноделом или изобретателем специй. Ему не присуще тонкое чувство продукта, понимание нюансов и оттенков еды. Он лишен самого инстинкта вскармливания, лежащего в основе кулинарного творчества.
Благодаря практике деторождения, женщины чаще и основательнее пользовались медицинской помощью, по этой же причине система здравоохранения фокусировалась на вынашивании и родах. В связи с этим не имело смысла поощрять мужчин к занятиям медициной, становиться терапевтами, хирургами, исследователями, хотя никто не запрещал им работать в низкооплачиваемых, непрофессиональных областях медицины в качестве обслуживающего персонала.
Даже к моделированию собственной одежды мужчины допускались с риском их полного провала. Когда они сами изобретали моду, их воображение не шло дальше реализации собственного комплекса по отношению к матке и женским гениталиям. Их модели являли собой бесконечные повторения женской сексуальной символики. Например, треугольный разрез мужских джемперов и свитеров вызывал ассоциации женского лобка. Узел галстука повторял очертания клитора, а галстук бабочкой – ни что иное, как clitoris erecta (эрегированный клитор – прим. пер.). Прибегая к терминологии Филлис Фрейд, назовем этот феномен «репрезентация».
Не имея личного опыта в вопросах рождения-нерождения, выбором между зачатием и контрацепцией, бытия и небытия, как это делали женщины в течение всего своего детородного периода, мужчины обладали крайне низким уровнем понимания концепций справедливости и этики. Из-за этого они не могли стать хорошими философами, поскольку философия как раз и имеет дело с концептами бытия и небытия, плюс все, что между этими полюсами. Разумеется, мужчины обладали также низкой способностью выносить решения, касающиеся жизни и смерти, что объясняло (и, возможно, по сей день объясняет) их отсутствие на уровне принятия решений в юриспруденции, правоохранительных органах, армии и других подобных областях.
Помимо живородящего чрева и вскармливающей груди, способность женщин менструировать являлось важнейшим доказательством их превосходства. Только женщины способны испускать кровь без увечий и смертельных исходов. Только они восставали из пепла подобно птице Феникс каждый месяц; только женское тело находится в постоянном резонансе с пульсирующей Вселенной и с ритмами приливов. Не включенные в этот лунный цикл, могли ли мужчины иметь чувство времени, ритма и космоса?
Как могли мужчины в христианских храмах служить культу Пресвятой Девы, дочери Матери небесной, не обладая физическим воплощением Ее ежемесячной смерти и Воскрешения из мертвых? Как в иудаизме могли они поклоняться древней Богине Матриархата, не обладая Ее жертвенными символами, запечатленными в Старом Завете Матерей? Бесчувственные к движениям планет и вращающегося Космоса, как могли мужчинами становится астрономами, натуралистами, учеными – да кем угодно, в конце концов?
Можно было бы легко представить мужчин кустарями, декораторами, преданными сыновьями и сексуальными спутниками (при условии, конечно, определенного мастерства, поскольку аборты, хоть и допускались, но все же были болезненными и их избегали; легкомысленное оплодотворение могло повлечь за собой наказание в виде тюремного заключения).
Однажды Филлис Фрейд выступила с блестящей теорией, которая опережала практику неврологии XIX века. Наиболее сильным импульсом к ее созданию послужили вовсе не фразы типа «зависть к матке» или «анатомия — это судьба». Нет, эти истины уже успели стать частью культуры. Предметом интереса и лечения стала для Филлис тестирия — заболевание, характеризующееся неконтролируемыми эмоциональными пароксизмами, непостижимыми физическими симптомами, причем преимущественно наблюдаемыми у мужчин, так что большинство экспертов предположили, что заболевание связано с мужскими тестикулами (яичками, - прим. пер.). Хотя тестиричные мужчины часто описывались как страдающие половыми извращениями, претенциозные и неизлечимые, некоторые терапевтические методы все же были в ходу. Лечебные средства охватывали большой диапазон — от простых водных процедур, постельного режима, умеренного электрошока или здорового образа жизни, лечения минеральными водами на курорте до обрезания, удаления яичек, прижигания пениса и других мер, которые сейчас кажутся просто драконовскими. Но в некоторых случаях они оказывались более или менее успешными в ослаблении тестирических припадков. Во всяком случае они были продуктом своего времени.
В Париже Филлис Фрейд оказалась среди сотен женщин, посещавших лекционные залы, чтобы присутствовать на демонстрациях гипнотических сеансов — новой техники лечения этих таинственных симптомов, проистекающих из бессознательного и избравших своей мишенью мужские тестикулы.
Это зрелище сомкнулось в сознании Фрейд со случаем тестирии, о котором она услышала в Вене. Коллега-неврологиня д-ресса Жозефина Брейер делилась своими успехами в облегчении тестирических симптомов путем стимулирования пациента к воспоминаниям какого-либо болезненного опыта в раннем детстве, с которым симптомы могли быть как-то причинно связанны, сначала с помощью гипноза, потом в беседе, методом свободных ассоциаций. Этот метод получил дальнейшее развитие и был назван «лечением с помощью бесед» (talking cure).
Когда Фрейд начала практиковать в своих венских апартаментах, гипноз и «лечение беседами» объединились в ее отважном стремлении излечивать тестирию. Симптомы, которые она наблюдала, включали депрессию, галлюцинации и целый букет недомоганий — от паралича, обессиливающих головных болей, хронической рвоты и кашля, затруднений в глотании — до целой гаммы тестирических припадков, ложной беременности и нанесения себе повреждений, которые включали «куваде» (couvade) или надрезы на коже пениса как экстремальную форму зависти к матке и менструациям, что расценивалось как имитация женских функций.
По мере того, как Фрейд работала сначала в технике гипноза, а затем все более используя психоанализ (новое научное название «лечение с помощью бесед»), она теоретизировала о том, что же может являться причиной тестирии. Так как тестирия была особенно распространена среди мужчин в возрасте от подросткового до двадцати с небольшим, Фрейд высказала догадку: домашнее хозяйство, воспитание детей, сексуальное обслуживание, продуцирование спермы и другие стороны естественной мужской жизненной сферы уже не приносили им зрелого удовлетворения. Так как некоторые молодые люди также предавались опасной практике мастурбации, они становились мишенью для многих неврозов и сексуальных нарушений как таковых. Среди мужчин более старших, более мятежных или интеллектуальных также была актуальной проблема слишком большой зависти к матке, чтобы быть привлекательными для их жен. Наконец, существовали такие мужья, которые были женаты на женщинах, не очень-то расположенных к сексуальному удовлетворению, которые, например, использовали прерванное сношение скорее как способ контрацепции, или из простого равнодушия и пренебрежения.
Высшая степень благодарности со стороны пациентов была вполне понятна. Филлис Фрейд оказалась не только редкой женщиной, выслушивающей мужчин. Она воспринимала вполне серьезно все то, что они рассказывали. Более того, она сделала их откровения предметом своих выдающихся теорий и даже науки. Прогрессивная установка Фрейд вызвала, однако, враждебное отношение к ней маскулинистов, обвинивших ее в андрофобии.
Будучи молодой женщиной, Филлис даже перевела на немецкий «Эмансипацию мужчин» Харриет Тейлор Милль — трактат о мужском равноправии, который менее просвещенные женщины никогда не читали. Позднее она поддержала идею о том, что мужчины тоже могут становиться психоаналитиками, конечно, при условии, что они подпишутся под ее теорией, подобно тому, как это сделали некоторые женщины-аналитики. (Определенно, Фрейд не одобряла современной школы равноправия, которая требует «мужской истории» и другого специального отношения).
Я уверена, если вы внимательно изучали каждый клинический случай, описанный Фрейд, вы оценили подлинную глубину ее понимания противоположного пола.
Фрейд благоразумно осмыслила все, что она слышала о тестиричных мужчинах; что они сексуально пассивны, а также пассивны в интеллектуальном и этическом отношении. Их либидо было внутренне феминным, или как она обозначила это своим гениальным для любительницы научным языком, «мужчина обладает более слабым сексуальным инстинктом».
В Париже Филлис Фрейд оказалась среди сотен женщин, посещавших лекционные залы, чтобы присутствовать на демонстрациях гипнотических сеансов — новой техники лечения этих таинственных симптомов, проистекающих из бессознательного и избравших своей мишенью мужские тестикулы.
Это зрелище сомкнулось в сознании Фрейд со случаем тестирии, о котором она услышала в Вене. Коллега-неврологиня д-ресса Жозефина Брейер делилась своими успехами в облегчении тестирических симптомов путем стимулирования пациента к воспоминаниям какого-либо болезненного опыта в раннем детстве, с которым симптомы могли быть как-то причинно связанны, сначала с помощью гипноза, потом в беседе, методом свободных ассоциаций. Этот метод получил дальнейшее развитие и был назван «лечением с помощью бесед» (talking cure).
Когда Фрейд начала практиковать в своих венских апартаментах, гипноз и «лечение беседами» объединились в ее отважном стремлении излечивать тестирию. Симптомы, которые она наблюдала, включали депрессию, галлюцинации и целый букет недомоганий — от паралича, обессиливающих головных болей, хронической рвоты и кашля, затруднений в глотании — до целой гаммы тестирических припадков, ложной беременности и нанесения себе повреждений, которые включали «куваде» (couvade) или надрезы на коже пениса как экстремальную форму зависти к матке и менструациям, что расценивалось как имитация женских функций.
По мере того, как Фрейд работала сначала в технике гипноза, а затем все более используя психоанализ (новое научное название «лечение с помощью бесед»), она теоретизировала о том, что же может являться причиной тестирии. Так как тестирия была особенно распространена среди мужчин в возрасте от подросткового до двадцати с небольшим, Фрейд высказала догадку: домашнее хозяйство, воспитание детей, сексуальное обслуживание, продуцирование спермы и другие стороны естественной мужской жизненной сферы уже не приносили им зрелого удовлетворения. Так как некоторые молодые люди также предавались опасной практике мастурбации, они становились мишенью для многих неврозов и сексуальных нарушений как таковых. Среди мужчин более старших, более мятежных или интеллектуальных также была актуальной проблема слишком большой зависти к матке, чтобы быть привлекательными для их жен. Наконец, существовали такие мужья, которые были женаты на женщинах, не очень-то расположенных к сексуальному удовлетворению, которые, например, использовали прерванное сношение скорее как способ контрацепции, или из простого равнодушия и пренебрежения.
Высшая степень благодарности со стороны пациентов была вполне понятна. Филлис Фрейд оказалась не только редкой женщиной, выслушивающей мужчин. Она воспринимала вполне серьезно все то, что они рассказывали. Более того, она сделала их откровения предметом своих выдающихся теорий и даже науки. Прогрессивная установка Фрейд вызвала, однако, враждебное отношение к ней маскулинистов, обвинивших ее в андрофобии.
Будучи молодой женщиной, Филлис даже перевела на немецкий «Эмансипацию мужчин» Харриет Тейлор Милль — трактат о мужском равноправии, который менее просвещенные женщины никогда не читали. Позднее она поддержала идею о том, что мужчины тоже могут становиться психоаналитиками, конечно, при условии, что они подпишутся под ее теорией, подобно тому, как это сделали некоторые женщины-аналитики. (Определенно, Фрейд не одобряла современной школы равноправия, которая требует «мужской истории» и другого специального отношения).
Я уверена, если вы внимательно изучали каждый клинический случай, описанный Фрейд, вы оценили подлинную глубину ее понимания противоположного пола.
Фрейд благоразумно осмыслила все, что она слышала о тестиричных мужчинах; что они сексуально пассивны, а также пассивны в интеллектуальном и этическом отношении. Их либидо было внутренне феминным, или как она обозначила это своим гениальным для любительницы научным языком, «мужчина обладает более слабым сексуальным инстинктом».
Это подтверждалось монооргастичной природой мужчины. Ни один серьезный авторитет не оспаривал тот факт, что женщины, будучи мультиоргастичными, более приспособлены для удовольствия, и поэтому являются натуральными сексуальными агрессорами; фактически, «захват» (envelopment) — легальный термин для обозначения полового акта, и являлся выражением этого понимания в ключе активности-пассивности.
В самой концепции отражался микрокосм. Вдумайтесь. Большое яйцо не тратит энергии и ожидает сперму, а затем просто обволакивает бесконечно малый сперматозоид. Как только сперма исчезает в яйце, она, образно говоря, съедается живьем — похоже на то, как самка паука съедает самца. Даже наиболее донкихотствующий мужской либерал согласится, что биология не оставляет места для сомнений в том, что доминирование внутренне присуще женщине.
Однако Фрейд заинтриговали не эти биологические процессы, а психологическая коллизия, например, как мужчины превратились в неизлечимо нарциссичных, тревожных, хрупких, слабых, чьи гениталии так ненадежно и непрочно взгромождены и зримо выставлены наружу. Отсутствие у мужчин матки и потеря всего, кроме рудиментарных грудных желез и бесполезных сосков было финалом долгого эволюционного пути по направлению к единственной функции – производству спермы, ее продвижения и выброса. За все другие процессы репродукции отвечает женщина. Женское поведение, здоровье и психология регулируют беременность и рождение. С незапамятных времен это диспропорциональное разделение во влиянии на репродукцию не сбалансировано между полами. ( Фрейд реализовала в своей теории последствия этого в виде страха кастрации груди у женщин. Женщина, смотрящая на плоскую мужскую грудь с ее странными, чуждыми, как бы посторонними сосками, опасается в глубине души, что она вернется к этому состоянию кастрированной груди).
Наконец, физиологический факт наличия пениса. Это подтверждало первоначальную бисексуальность человеческих существ. В конце концов, жизнь зарождается в женской форме, в матке или где-нибудь в другом месте (объяснение факта остаточных сосков у мужчин). Пенис имеет значительное количество нервных окончаний, так же как и клитор Но в процессе эволюции пенис приобрел двойную функцию: экскреция мочи и выброс спермы. (Действительно, на протяжении феминной, мастурбационной, клиторальной стадии развития мальчиков до того, как они увидят женские гениталии и обнаружат, что их пенисы уязвимы и гротескно выглядят по сравнению с компактным и хорошо защищенным клитором, пенис приобретет третью, хотя и незрелую функцию мастурбаторного удовлетворения). Все это заканчивается страданиями от функциональной перегрузки органа. Наиболее очевидный, ежедневный и еженощный (даже по много раз в день и не один ночью) выход для этой остаточной клиторальной ткани, коей является пенис, ясен. Мужчины были вынуждены мочиться через свои клиторы.
Без сомнения, для гротескного увеличения и публичного разоблачения пениса была эволюционная причина, как и для его результирующей эффективности, обусловленной незащищенностью. Хотя нервные окончания в женском клиторе оставались исключительно чувствительными и тщательно анатомически защищенными, выставленные наружу мужские версии тех же самых нервных окончаний (нервные окончания пениса — прим. пер.) в процессе эволюции постепенно «упаковывались» в защитный, нечувствительный эпидермис — факт, лишающий мужчин интенсивного, иррадирующего по всему телу удовольствия, которое способен обеспечить только клитор. Уменьшение сексуального влечения и снижения способности к оргазму последовало неизбежно, как ночь сменяется днем.
Как установила Филлис Фрейд в своих клинических исследованиях, приобретших широкое признание и влияние, мужская сексуальность становится зрелой только тогда, когда удовольствие переходит от пениса в зрелую и более подходящую область: пальцы и язык. (Примечание переводчика: здесь аллюзия на рассуждения Зигмунда Фрейда о женской сексуальности. Согласно Фрейду, оргазм, испытываемый женщиной при стимуляции клитора вне полового акта, является инфантильным, незрелым и невротичным. Сексуальная же разрядка, достигаемая в процессе полового акта, т.н. вагинальный оргазм, в отличие от клиторального, является проявлением зрелой сексуальности).
Фрейд великолепно подметила: поскольку каждый оргазм у мультиоргастичной женщины не сопровождается оплодотворением и беременностью, это правило действует и у мужчин. Их сексуальная зрелость может быть измерена способностью достигать разрядки способом, не относящимся к продолжению рода. Незрелые оргазмы пениса должны уступать место разрядкам, достигаемым с помощью языка и манипуляций пальцами. В своей «Маскулинности», также и в других трудах Филлис Фрейд писала весьма недвусмысленно: «В клиторальной фазе у мальчиков пенис является ведущей эрогенной зоной. Но так, конечно, не могло продолжаться. Пенис должен уступить свою чувствительность, и в то же время свое значение, лингвальному и дигитальному оргазму, то есть "языковому" и "пальцевому"».
Такая выдающаяся мыслительница как Филлис Фрейд, выслушивая своих пациентов-мужчин с симптомами тестирии в первые двенадцать лет своей практики, сделала одну критическую ошибку, распутывание которой может возвысить доктрину Фрейдовской теории.
Ошибка вполне доступна пониманию. Фрейд заметила, что многие симптомы тестирии у ее пациентов-мужчин слишком тяжелые, чтобы быть расцененными как последствия такой все еще слишком распространенной травмы, как мастурбация, (которая, однако, была значительно менее распространена среди мужчин из-за слабости их сексуального инстинкта) или как результат наблюдения в детстве «борьбы за власть» в войне полов между родителями (в которой мать уничтожала беззащитного отца). Не могли эти симптомы происходить ни от фантазий тестирической лживости, ни как наследственно приобретенное «пятно» безумия, как полагали некоторые из ее коллег. Наоборот, она начала замечать, что потоки неуправляемого страха — даже тестирические пароксизмы, когда казалось, что пациенты борются с невидимыми врагами — казались загадочными головоломками, которые при внимательном разгадывании наводили на мысли о сценах сексуальных страданий, перенесенных в детстве (обычно причиняемых членами семьи или другими взрослыми, от которых ребенок тотально зависел). Кроме того, эти тестирические симптомы приводились в действие только от чего-то в настоящем окружении пациентов, того, что являлось частью подавленных воспоминаний. Наконец, симптомы смягчались или исчезали, как только похороненные воспоминания всплывали в сознании.
Однажды вдруг на Филлис нашло озарение. Эти сцены правдивы! Как она писала: «Фактически эти пациенты никогда спонтанно не повторяют своих рассказов и даже в процессе лечения они никогда не воспроизводят такого рода сцены полностью. Только пациент достигнет успеха в осознании связи между физическими симптомами и предшествовавшими им сексуальным событиям под энергичным напором аналитической процедуры, как снова наступает ужасное сопротивление. Более того, воспоминания приходится «вытягивать» из них по капле, и пока они не дойдут до уровня осознания, они становятся добычей эмоций, с которыми трудно бороться».
Нет нужды говорить, что неистовство тестиричных мужчин было существенным отклонением от матриархальной мудрости. Филлис Фрейд, однако, чувствовала, что напала на верный след. Возможно, это открытие, к которому она шла — именно то, что, как она писала, могло привести ее к «вечной славе» и «определенному благосостоянию». Разгадка причин тестирии могла оказаться ключом к славе Александры Великой, к славе никак не меньшей, чем слава Ганнибала, которая, как она чувствовала, была ей предуготована. Этой новой теории, объясняющей причины тестирии, она дала название «теория совращений», по-видимому, подразумевая тонкую ссылку на «преждевременный сексуальный опыт», а не предположение, что очень молодые мужчины являлись соучастниками своих сексуальных оскорбителей. Наоборот, она отстаивала правдивость своих пациентов в личных письмах, профессиональных докладах и статьях.
Конечно, Филлис Фрейд могла не предпринимать попыток исследовать или вторгаться каким-либо образом в такие болезненные семейные отношения. Не без замешательства отсылали к ней семьи своих сыновей. Но иногда доказательства стучались в дверь. Однажды брат-близнец пациента с тестирией рассказал Фрейд, что был свидетелем сексуальных извращенных актов, от которых страдал пациент. В другом случае два пациента признали, что были в детстве сексуально использованы одним и тем же человеком. Еще в одном случае родитель начал рыдать после того, как Филлис предположила, что его ребенок, возможно, перенес сексуальное оскорбление. И она, чувствительная к страданиям, положила конец этому обсуждению, так что родитель и ребенок пошли домой вместе. Побуждаемая к действию важностью своего открытия, она начала работать над тем, что гораздо важнее любого конкретного вмешательства: документы должны были стать достоянием профессиональных кругов.
Филлис Фрейд прекрасно сознавала, что теория совращения могла принести ей славу из рода тех, что лишают людей сна, но она продолжала надеяться на похвалу и одобрение своих коллег, которым она излагала свою теорию. Однако, когда оценка коллег оказалась весьма прохладной, варьируясь от уклончивой в лучшем случае до разгневанной в худшем, она была горько разочарована.
Итак, она могла продолжать повторять свою глупую и фундаментальную ошибку, если бы не решающий вывод, подсказавший ей оставить теорию совращения. Филлис Фрейд поняла, что если она будет настаивать на своей правоте, она может оказаться посмешищем, а ее семья — объектом бесчестных предположений.
Реализация последовала вскоре после продолжительной болезни и смерти ее матери. Смерть неожиданно глубоко подействовала на нее. В конце концов, она чувствовала враждебность по отношению к своей матери, по контрасту с сексуально окрашенной любовью, которую она испытывала к своему очаровательному и обожаемому отцу. «Состояние пожилой женщины не угнетает меня», — писала она своей подруге Вильгельмине Флисс. «Я не желаю для нее продолжительной болезни...» Но после смерти матери в 1896 году Фрейд писала: "На одной из мрачных троп за гранью сознания смерть пожилой женщины глубоко меня потрясла".
Через много месяцев Фрейд продолжила записывать истории своих пациентов, подвергшихся сексуальным оскорблениям со стороны «первертов» (извращенцев - прим. пер.).
Выстраивать взлелеянную теорию было трудно. В одном случае Фрейд наблюдала: «Тестирические головные боли с ощущением сдавливания затылка, висков и тому подобного, характеризуют сцены, во время которых голову удерживали с целью осуществлять определенные действия в рот». Фрейд сама страдала от болезненных и обессиливающих болей такого же характера на протяжении всей своей жизни. Это определенно должно было подогреть ее интерес к разработке теории совращения. Следующая сентенция ясно демонстрирует, насколько нелепой Филлис могла бы предстать, если бы применила свою теорию последовательно. Фрейд писала о своей уверенности в том, что «моя собственная мать была одной из этих первертных личностей и она повинна в тестирии моей сестры... и нескольких младших братьев». К маю 1897 года Фрейд отчетливо поняла, что все дети чувствуют враждебность по отношению к своим родителям и хотят их смерти: «Это желание смерти у сыновей направлено на отцов, и у дочерей — на их матерей». Это было не только удобное и успокаивающее подтверждение ее собственной нормальности, но также фундамент для открытия комплекса Электры и менее значительного Эдипова комплекса. Вскоре Фрейд также осознала причину собственной меланхолии после смерти матери. Естественная враждебность к родителю того же пола «подавляется в периоды возрастания жалости к ним: во времена их болезни или смерти».
В августе она отправилась в Италию, где ее исторический самоанализ начал приносить плоды. Мы не знаем, какие героические битвы Филлис Фрейд вела сама с собой. Одно из проявлений состоит в том, что ее исследовательское внимание переключилось с памяти на фантазии, благодаря чему появилась в высшей степени символичная и блестящая интеллектуальная интерпретация фантазий как исполнения желаний. Так как все мальчики влюблены в своих матерей и хотели бы занять место своих отцов в качестве сексуальных партнеров, «сцены» ее пациентов с легкостью прочитываются как обозначение именно того, что они хотели бы пережить в действительности. И даже если это происходило на самом деле, это не имело значения, так как это была только фантазийная жизнь и желание сексуального контакта с одним из родителей. Вот что было важно. Дальнейшие изыскания больше были ей не нужны.
К сентябрю 1897 года Фрейд наконец обрела способность отречься от теории совращения и сделала это в письме к Флисс. Письмо стало знаменитым. В нем была дана оценка, анализ и воспоминания всех борений с множеством поверхностных представлений о том, что страдание инспирировано реальными событиями, а не глубокой непрекращающейся борьбой, происходящей изолированно от реальности, в глубинах психики. Это была «великая тайна, постепенно одолевавшая меня в последние несколько месяцев. Я больше не верю в свою невротичность». Она сослалась на «отсутствие полного успеха во всем, что <я> полагала верным. Фактически во всех случаях матери, не исключая и мою собственную, повинны в первертном поведении». Наконец в этом письме содержалось «признание неожиданно частой встречаемости тестирии, с одними и теми же причинами и условиями, превалирующими в каждом случае; несомненно, что такая широкая распространенность извращений в отношении детей не очень вероятна»
В самой концепции отражался микрокосм. Вдумайтесь. Большое яйцо не тратит энергии и ожидает сперму, а затем просто обволакивает бесконечно малый сперматозоид. Как только сперма исчезает в яйце, она, образно говоря, съедается живьем — похоже на то, как самка паука съедает самца. Даже наиболее донкихотствующий мужской либерал согласится, что биология не оставляет места для сомнений в том, что доминирование внутренне присуще женщине.
Однако Фрейд заинтриговали не эти биологические процессы, а психологическая коллизия, например, как мужчины превратились в неизлечимо нарциссичных, тревожных, хрупких, слабых, чьи гениталии так ненадежно и непрочно взгромождены и зримо выставлены наружу. Отсутствие у мужчин матки и потеря всего, кроме рудиментарных грудных желез и бесполезных сосков было финалом долгого эволюционного пути по направлению к единственной функции – производству спермы, ее продвижения и выброса. За все другие процессы репродукции отвечает женщина. Женское поведение, здоровье и психология регулируют беременность и рождение. С незапамятных времен это диспропорциональное разделение во влиянии на репродукцию не сбалансировано между полами. ( Фрейд реализовала в своей теории последствия этого в виде страха кастрации груди у женщин. Женщина, смотрящая на плоскую мужскую грудь с ее странными, чуждыми, как бы посторонними сосками, опасается в глубине души, что она вернется к этому состоянию кастрированной груди).
Наконец, физиологический факт наличия пениса. Это подтверждало первоначальную бисексуальность человеческих существ. В конце концов, жизнь зарождается в женской форме, в матке или где-нибудь в другом месте (объяснение факта остаточных сосков у мужчин). Пенис имеет значительное количество нервных окончаний, так же как и клитор Но в процессе эволюции пенис приобрел двойную функцию: экскреция мочи и выброс спермы. (Действительно, на протяжении феминной, мастурбационной, клиторальной стадии развития мальчиков до того, как они увидят женские гениталии и обнаружат, что их пенисы уязвимы и гротескно выглядят по сравнению с компактным и хорошо защищенным клитором, пенис приобретет третью, хотя и незрелую функцию мастурбаторного удовлетворения). Все это заканчивается страданиями от функциональной перегрузки органа. Наиболее очевидный, ежедневный и еженощный (даже по много раз в день и не один ночью) выход для этой остаточной клиторальной ткани, коей является пенис, ясен. Мужчины были вынуждены мочиться через свои клиторы.
Без сомнения, для гротескного увеличения и публичного разоблачения пениса была эволюционная причина, как и для его результирующей эффективности, обусловленной незащищенностью. Хотя нервные окончания в женском клиторе оставались исключительно чувствительными и тщательно анатомически защищенными, выставленные наружу мужские версии тех же самых нервных окончаний (нервные окончания пениса — прим. пер.) в процессе эволюции постепенно «упаковывались» в защитный, нечувствительный эпидермис — факт, лишающий мужчин интенсивного, иррадирующего по всему телу удовольствия, которое способен обеспечить только клитор. Уменьшение сексуального влечения и снижения способности к оргазму последовало неизбежно, как ночь сменяется днем.
Как установила Филлис Фрейд в своих клинических исследованиях, приобретших широкое признание и влияние, мужская сексуальность становится зрелой только тогда, когда удовольствие переходит от пениса в зрелую и более подходящую область: пальцы и язык. (Примечание переводчика: здесь аллюзия на рассуждения Зигмунда Фрейда о женской сексуальности. Согласно Фрейду, оргазм, испытываемый женщиной при стимуляции клитора вне полового акта, является инфантильным, незрелым и невротичным. Сексуальная же разрядка, достигаемая в процессе полового акта, т.н. вагинальный оргазм, в отличие от клиторального, является проявлением зрелой сексуальности).
Фрейд великолепно подметила: поскольку каждый оргазм у мультиоргастичной женщины не сопровождается оплодотворением и беременностью, это правило действует и у мужчин. Их сексуальная зрелость может быть измерена способностью достигать разрядки способом, не относящимся к продолжению рода. Незрелые оргазмы пениса должны уступать место разрядкам, достигаемым с помощью языка и манипуляций пальцами. В своей «Маскулинности», также и в других трудах Филлис Фрейд писала весьма недвусмысленно: «В клиторальной фазе у мальчиков пенис является ведущей эрогенной зоной. Но так, конечно, не могло продолжаться. Пенис должен уступить свою чувствительность, и в то же время свое значение, лингвальному и дигитальному оргазму, то есть "языковому" и "пальцевому"».
Такая выдающаяся мыслительница как Филлис Фрейд, выслушивая своих пациентов-мужчин с симптомами тестирии в первые двенадцать лет своей практики, сделала одну критическую ошибку, распутывание которой может возвысить доктрину Фрейдовской теории.
Ошибка вполне доступна пониманию. Фрейд заметила, что многие симптомы тестирии у ее пациентов-мужчин слишком тяжелые, чтобы быть расцененными как последствия такой все еще слишком распространенной травмы, как мастурбация, (которая, однако, была значительно менее распространена среди мужчин из-за слабости их сексуального инстинкта) или как результат наблюдения в детстве «борьбы за власть» в войне полов между родителями (в которой мать уничтожала беззащитного отца). Не могли эти симптомы происходить ни от фантазий тестирической лживости, ни как наследственно приобретенное «пятно» безумия, как полагали некоторые из ее коллег. Наоборот, она начала замечать, что потоки неуправляемого страха — даже тестирические пароксизмы, когда казалось, что пациенты борются с невидимыми врагами — казались загадочными головоломками, которые при внимательном разгадывании наводили на мысли о сценах сексуальных страданий, перенесенных в детстве (обычно причиняемых членами семьи или другими взрослыми, от которых ребенок тотально зависел). Кроме того, эти тестирические симптомы приводились в действие только от чего-то в настоящем окружении пациентов, того, что являлось частью подавленных воспоминаний. Наконец, симптомы смягчались или исчезали, как только похороненные воспоминания всплывали в сознании.
Однажды вдруг на Филлис нашло озарение. Эти сцены правдивы! Как она писала: «Фактически эти пациенты никогда спонтанно не повторяют своих рассказов и даже в процессе лечения они никогда не воспроизводят такого рода сцены полностью. Только пациент достигнет успеха в осознании связи между физическими симптомами и предшествовавшими им сексуальным событиям под энергичным напором аналитической процедуры, как снова наступает ужасное сопротивление. Более того, воспоминания приходится «вытягивать» из них по капле, и пока они не дойдут до уровня осознания, они становятся добычей эмоций, с которыми трудно бороться».
Нет нужды говорить, что неистовство тестиричных мужчин было существенным отклонением от матриархальной мудрости. Филлис Фрейд, однако, чувствовала, что напала на верный след. Возможно, это открытие, к которому она шла — именно то, что, как она писала, могло привести ее к «вечной славе» и «определенному благосостоянию». Разгадка причин тестирии могла оказаться ключом к славе Александры Великой, к славе никак не меньшей, чем слава Ганнибала, которая, как она чувствовала, была ей предуготована. Этой новой теории, объясняющей причины тестирии, она дала название «теория совращений», по-видимому, подразумевая тонкую ссылку на «преждевременный сексуальный опыт», а не предположение, что очень молодые мужчины являлись соучастниками своих сексуальных оскорбителей. Наоборот, она отстаивала правдивость своих пациентов в личных письмах, профессиональных докладах и статьях.
Конечно, Филлис Фрейд могла не предпринимать попыток исследовать или вторгаться каким-либо образом в такие болезненные семейные отношения. Не без замешательства отсылали к ней семьи своих сыновей. Но иногда доказательства стучались в дверь. Однажды брат-близнец пациента с тестирией рассказал Фрейд, что был свидетелем сексуальных извращенных актов, от которых страдал пациент. В другом случае два пациента признали, что были в детстве сексуально использованы одним и тем же человеком. Еще в одном случае родитель начал рыдать после того, как Филлис предположила, что его ребенок, возможно, перенес сексуальное оскорбление. И она, чувствительная к страданиям, положила конец этому обсуждению, так что родитель и ребенок пошли домой вместе. Побуждаемая к действию важностью своего открытия, она начала работать над тем, что гораздо важнее любого конкретного вмешательства: документы должны были стать достоянием профессиональных кругов.
Филлис Фрейд прекрасно сознавала, что теория совращения могла принести ей славу из рода тех, что лишают людей сна, но она продолжала надеяться на похвалу и одобрение своих коллег, которым она излагала свою теорию. Однако, когда оценка коллег оказалась весьма прохладной, варьируясь от уклончивой в лучшем случае до разгневанной в худшем, она была горько разочарована.
Итак, она могла продолжать повторять свою глупую и фундаментальную ошибку, если бы не решающий вывод, подсказавший ей оставить теорию совращения. Филлис Фрейд поняла, что если она будет настаивать на своей правоте, она может оказаться посмешищем, а ее семья — объектом бесчестных предположений.
Реализация последовала вскоре после продолжительной болезни и смерти ее матери. Смерть неожиданно глубоко подействовала на нее. В конце концов, она чувствовала враждебность по отношению к своей матери, по контрасту с сексуально окрашенной любовью, которую она испытывала к своему очаровательному и обожаемому отцу. «Состояние пожилой женщины не угнетает меня», — писала она своей подруге Вильгельмине Флисс. «Я не желаю для нее продолжительной болезни...» Но после смерти матери в 1896 году Фрейд писала: "На одной из мрачных троп за гранью сознания смерть пожилой женщины глубоко меня потрясла".
Через много месяцев Фрейд продолжила записывать истории своих пациентов, подвергшихся сексуальным оскорблениям со стороны «первертов» (извращенцев - прим. пер.).
Выстраивать взлелеянную теорию было трудно. В одном случае Фрейд наблюдала: «Тестирические головные боли с ощущением сдавливания затылка, висков и тому подобного, характеризуют сцены, во время которых голову удерживали с целью осуществлять определенные действия в рот». Фрейд сама страдала от болезненных и обессиливающих болей такого же характера на протяжении всей своей жизни. Это определенно должно было подогреть ее интерес к разработке теории совращения. Следующая сентенция ясно демонстрирует, насколько нелепой Филлис могла бы предстать, если бы применила свою теорию последовательно. Фрейд писала о своей уверенности в том, что «моя собственная мать была одной из этих первертных личностей и она повинна в тестирии моей сестры... и нескольких младших братьев». К маю 1897 года Фрейд отчетливо поняла, что все дети чувствуют враждебность по отношению к своим родителям и хотят их смерти: «Это желание смерти у сыновей направлено на отцов, и у дочерей — на их матерей». Это было не только удобное и успокаивающее подтверждение ее собственной нормальности, но также фундамент для открытия комплекса Электры и менее значительного Эдипова комплекса. Вскоре Фрейд также осознала причину собственной меланхолии после смерти матери. Естественная враждебность к родителю того же пола «подавляется в периоды возрастания жалости к ним: во времена их болезни или смерти».
В августе она отправилась в Италию, где ее исторический самоанализ начал приносить плоды. Мы не знаем, какие героические битвы Филлис Фрейд вела сама с собой. Одно из проявлений состоит в том, что ее исследовательское внимание переключилось с памяти на фантазии, благодаря чему появилась в высшей степени символичная и блестящая интеллектуальная интерпретация фантазий как исполнения желаний. Так как все мальчики влюблены в своих матерей и хотели бы занять место своих отцов в качестве сексуальных партнеров, «сцены» ее пациентов с легкостью прочитываются как обозначение именно того, что они хотели бы пережить в действительности. И даже если это происходило на самом деле, это не имело значения, так как это была только фантазийная жизнь и желание сексуального контакта с одним из родителей. Вот что было важно. Дальнейшие изыскания больше были ей не нужны.
К сентябрю 1897 года Фрейд наконец обрела способность отречься от теории совращения и сделала это в письме к Флисс. Письмо стало знаменитым. В нем была дана оценка, анализ и воспоминания всех борений с множеством поверхностных представлений о том, что страдание инспирировано реальными событиями, а не глубокой непрекращающейся борьбой, происходящей изолированно от реальности, в глубинах психики. Это была «великая тайна, постепенно одолевавшая меня в последние несколько месяцев. Я больше не верю в свою невротичность». Она сослалась на «отсутствие полного успеха во всем, что <я> полагала верным. Фактически во всех случаях матери, не исключая и мою собственную, повинны в первертном поведении». Наконец в этом письме содержалось «признание неожиданно частой встречаемости тестирии, с одними и теми же причинами и условиями, превалирующими в каждом случае; несомненно, что такая широкая распространенность извращений в отношении детей не очень вероятна»
Подобный вывод ослабил ее мучения, даже если это и означало публичный отказ от провозглашенной ранее концепции. Нередко Фрейд бывала излишне оптимистичной. Филлис Фрейд храбро признала свои прошлые ошибки. «Я доверяю этим рассказам и, следовательно, полагала, что обнаружила корни неврозов в опыте переживания сексуального совращения в детстве»,— писала она.— «И если читатель усмехнется над моей доверчивостью, я не смогу его упрекнуть».
Перевод с английского Дины Викторовой