В мире эффективности, оперативности и результативности мы можем услышать от психотерапевтов обещания исцеления и достижения блага за одну встречу. Краткосрочные методы психотерапии провозглашают отход психоанализа в тень как метода длительного и далёкого от обсессивной «работы на результат». И всё же некоторые клинические случаи психоаналитиков иллюстрируют исчезновение симптома после первой же встречи или явный терапевтический эффект от неё. В арсенале у Фрейда тоже был подобный случай – одна беседа с Катариной раскрыла смысл её симптомов. Конечно, мы не знаем, что происходило с ней дальше, и Фрейд выражает лишь скромную надежду, что беседа с ним принесла девушке пользу.
Мы можем задаться вопросом - достаточно ли одной психоаналитической сессии для чего? Это приведет к размышлениям о том, что такое психоанализ и каковы его цели.
Психоанализ – это прежде всего о бессознательном. О бессознательном значении слов, фантазий, симптомов. О свободных ассоциациях, ткущих историю жизни. О толковании переноса и сопротивлений. Об обнаружении истины субъекта. О желании.
Помимо психоанализа есть целая плеяда психотерапий, основанных на его теориях, но отличных от него своей этикой. Эти психотерапии ставят перед аналитиком задачу укрепления ЭГО пациента. Аналитик при таком фокусе выступает эталоном зрелости, словно он знает, в чем нуждается пациент и может ему это предоставить. Человек, после проведенных на кушетке лет, словно бы должен стать сильнее.
Но сила и бессилие не так уж оппозиционны. Так, сила аналитика, который не играет роль нормализатора, как раз в той мере бессилия, которую он способен выдержать, в мере отдаленности от позиции знающего. Анализ призван, словами Лакана, приостановить уверенность анализанта (это означающее наделяет проходящего анализ активностью, в отличии от означающего пациент) в идентификациях, пока не будут израсходованы последние миражи. В конечном итоге, никто не может сказать наверняка, что означает быть мужчиной, женщиной, пролетарием, гетеросексуалом, родителем, - означающее всегда отсылает к другому означающему. Лучшее, что может делать аналитик – слушать эту цепь, уникальную для каждого, не привнося в неё свои взгляды. При таком прочтении анализант в результате анализа обретает виртуозности мысли – то, что Гваттари определял как умение извлекать элементы из одной области применения и переносить их в другие. Это умение появляется через встречу и знакомство с бессознательным с его механизмами сгущения и смещения, опрокидывающими привычную нам логику. Аналитик – не проводник знания, ведь сам анализ – это практика обнаружения истины субъекта, а не приверженность уже готовой, общественной или принадлежащей аналитику.
Но как бы сильно ни расходились взгляды на процесс и окончание анализа тех, кто именует себя аналитиками, действительная ценность анализа - в способности смягчить страдание. Действие речи, звучащей в кабинете, состоит в упорядочивании случайностей прошлого. Через речь, адресованную аналитику, человек воссоздает свою историю, усваивает себя творцом этой истории. Именно речь придает действиям смысл задним числом. Истина рождается в кабинете, она не наличествует заранее, но творится. Доселе непостижимое и смутное страдание обретает формы. И это освобождает от его вездесущия.
Так достаточно ли одной психоаналитической сессии, чтобы освободится от тисков страдания? Чтобы страдание стало выносимым, ведь избавление от него навеки – это утопия, и даже, скорее, антиутопия? Бессознательное как кладезь означающих, как их цепи (а не некое хранилище тёмных глубинных инстинктов, каким его рисуют в популярном прочтении) может заявлять о себе сразу. Одна аналитическая интерпретация может иметь целебный эффект – мы часто это видим на примере конверсионных симптомов, исчезающих после толкования и обнаружения своего смысла. Хотя в своих более поздних работах Фрейд настаивает на проработке травмы, что никогда не молниеносна. Травма носит кумулятивный эффект и избавление от неё не может быть быстрым. Повторение в аналитической ситуации – маркер этой травмы и без его анализа изжить травму не представляется возможным.
Мы можем также подумать о психической структуре анализанта, которая очерчивает его способ бытия и определяет устройство симптома. Очевидно, что страдания невротика, перверта и психотика разной природы, но и внутри одной нозологической категории страдания разных людей не будут идентичны, они будут различной силы, интенсивности, будут явлены в обличьях разных симптомов.
Оставаясь верными психоаналитической этике, мы можем сказать, что одной сессии может быть достаточно в той мере, в какой её достаточно самому анализанту.