Там, где начинается сексуальная близость, о терапии уже не может быть и речи. Терапевт нарушает свое обещание самоотдачи и моральной целостности, когда он вместо терапии предлагает себя во плоти и крови и требует плоти и крови клиента. Светлая аполлоническая сторона этой профессии не существует без темной. Терапевты встречаются со своей тенью в образах шарлатанов, лжепророков и терапевтических сообществ, подобных сектам. Терапевты, которые манипулируют клиентами в своих целях, делают их объектами, жертвами своей тени. Особенности терапевтической ситуации, неравных знаний и властных отношений, с точки зрения психодинамики, различные авторы сводят к сравнению запрета на сексуальный контакт между психотерапевтом и клиентом с табу на инцест.
Шандор Ференци обвинял Фрейда в том, что тот не принимает его потребность в любви, ведет себя с ним слишком холодно и слишком много интеллектуализирует.
Ференци считал, что стандартная психоаналитическая техника нуждается в модификации при работе с пациентами подобными ему. Сейчас бы мы сказали, что это клиеты с доэдиповыми ранними травмами, то есть, нарциссической, пограничной или психотической структурой личности.
Ференци отыгрывал свою потребность в любви в экспериментах с пациентами: ему хотелось стать ближе к ним, отказаться от лицемерия в отношениях с ними, переживать теплоту и нежность и давать им настоящую любовь. С этой целью он стал применять «активную технику», суть которой заключалась в том, чтобы привнести любовь в терапевтические отношения, которой не хватало его пациентам в детстве, допуская физический контакт между аналитиком и пациентом. Он предлагал также отказаться от любой терапевтической дистанции, признавался пациентам в своих чувствах и считал полезным взаимный анализ. Все это не срабатывало, поскольку Ференци, в противоположность холодной стандартной технике, давал слишком много удовлетворения своим пациентам и утрачивал собственные границы.
В противостоянии Ференци с Фрейдом важную роль играет сексуальное насилие в терапии, нарушение границ в аналитических рамках. Фрейд ясно выразил свою позицию по поводу любви и переноса в рамках анализа. Ференци был его пациентом, и Фрейд был в курсе некоторых его ошибок. Фрейд предупреждал Ференци о пагубности его потребности впадать в материнскую роль со своими пациентками и увлекаться нежностями.
Из письма, написанного Фрейдом 13 декабря 1931 г.
«Вы никогда не скрывали того, что целуете своих пациентов и позволяете им целовать Вас… Теперь вообразите, что последует за публикацией вашей техники. Никакого революционера не побьют сильнее. Так, или иначе, многие независимо мыслящие люди скажут об этой технике: зачем останавливаться на поцелуях? Конечно, можно достигнуть большего, если добавить к ним поглаживания, от которых также не бывает детей. А потом придет черед еще большей смелости, сделаем еще один шаг к разглядыванию и показыванию – и вскоре техникой анализа у нас будет весь репертуар полусвета и петтинг-вечеринки, с тем успехом, что значительно увеличится интерес к анализу со стороны аналитиков и анализируемых».
Рассматривая последствия сексуальной близости между терапевтом и клиенткой, У. Виртц обнаруживает сходство с посттравматическим стрессовым расстройством. Существуют попытки описания клинической картины как «синдрома секса между терапевтом и клиенткой». К таким последствиям относятся следующие важные аспекты:
1) амбивалентность;
2) вина;
3) изоляция;
4) пустота;
5) когнитивные расстройства внимания и способности концентрироваться, флэшбэки, ночные кошмары, подавленность мыслями и образами;
6) расстройство идентичности и установления границ;
7) неспособность доверять (конфликты на тему зависимости, контроля и власти);
8) неуверенность в своей сексуальности;
9) эмоциональная лабильность, тяжелая депрессия;
10) подавленный гнев;
11) повышенный риск самоубийства.
Найденные в 1977 г. в Женеве письма и дневники Сабины Шпильрейн стали свидетельством драматической утраты границ в терапии. Еще в то время, когда Юнг был ее врачом и лечил ее амбулаторно в дополнение к пребыванию в клинике Бургхельцли, между ними возникли страстные любовные отношения. Травмы, предательство любви и терапии явно заметны. Она пишет: «Это было ужасное время для меня, ведь я была вдали от своих друзей и боролась с темными силами, которые хотели отнять у меня веру в идеалы. Я плакала практически день и ночь».
11 июня 1909 г. С. Шпильрейн пишет Фрейду: «Четыре с половиной года доктор Юнг был моим врачом, затем он был мне другом, а потом – моим „поэтом“, то есть моей любовью. Наконец, он сблизился со мной, и все пошло так, как это обычно бывает с „поэзией“. Он проповедует полигамию, его жена будто бы никак на это не возражала…».
Первоначально в связи с этой историей Юнг представляет себя Фрейду как соблазненную жертву, чувствующую себя преследуемой и эксплуатируемой мстительной пациенткой. Свои отношения с ней он выдает за моральный долг и альтруистический акт, чтобы уберечь ее от угрожающего рецидива.
В отношениях с Шпильрейн Юнг сам обменялся с ней ролями и действовал, исходя из своих потребностей. В 1908 г. он пишет ей: «Я, то есть тот, кто должен быть силой многих слабых, я – слабейший. Простите ли Вы, что я такой, какой есть? Что я причинил Вам страдания и забыл про обязанности врача по отношению к Вам? Поймете ли Вы и примете ли, что я – один из слабейших и непостоянных людей?».
Это письмо, в котором Юнг сам описывает себя как больного, – пример того, какой подрывающей самые основы является утрата границ. В своем письме к Юнгу Фрейд ссылается на эту тему, заявляя, что к опасностям этой профессии относится угроза «выгореть» от любви, с которой мы имеем дело.
Позже Юнг смог признаться в своих письмах к Фрейду, что чувствовал вину и начал «тяжелую работу». Однако, значимо письмо, которое Юнг отправил матери пациентки, в котором он занимает такую позицию, что его роль терапевта не обязывает его к ограниченному контакту, если его профессиональные услуги не оплачиваются. «Из ее врача я стал ее другом, когда я перестал отодвигать свои чувства на второй план. Мне было еще легче отказаться от роли врача, потому что я не чувствовал себя связанным профессиональным долгом, так как я не выставлял счета. Гонорар устанавливает границы, которые соблюдает врач. Вы, конечно, понимаете, что мужчина и молодая девушка могут общаться по-дружески бесконечно, не рискуя, что что-то еще возникнет в их отношениях. Затем оба должны обдумать и предотвратить последствия их любви. Врач и его пациентка, с другой стороны, могут сколь угодно долго разговаривать об интимнейших вещах, и пациентка может требовать от своего врача, чтобы он отдавал ей всю свою любовь и внимание, в которых она нуждается. Однако врач знает свои границы и никогда не их не перейдет, потому что ему платят за его усилия. Это подразумевает для него необходимую сдержанность».
При сексуальных эксцессах в терапии речь часто идет не столько о сексуальности и еще меньше о любви и терапии, сколько о непреодолимой тоске и поиске самоутверждения, о нехватке интернализованного опыта принятия или о смаковании власти в зависимых отношениях. Такие терапевты потеряли подлинный контакт со своими клиентами; они вышли за рамки терапевтического контракта и нарушили все те обязательства, которые первоначально взяли на себя.
На мой взгляд, У. Виртц справедливо указывает на большое сходство между инцестуозными отцами и терапевтами, склонными к сексуальным злоупотреблениям: нарциссический дефицит, опыт покинутости в их собственном детстве, фрустрированная потребность в зависимости, нехватка мужской идентичности, слабое Эго, дефекты эмпатии, слабый контроль импульсов, низкая толерантность к фрустрации, социальная некомпетентность, паранойяльная установка на ревность, нехватка самокритичности, вины и раскаяния, мощные защиты, такие как отрицание, рационализация, обвинение.
К рационализациям, служащим для оправдания действий сексуального характера, относится, в первую очередь, утверждение, что мы имеем дело с «любовью». В исследовании, проведенном Гартреллом и Герман, сообщается, что 65 % терапевтов считают любовь главным мотивом. 92 % из этих терапевтов полагают, что пациентка любила его. Женщины, которые пережили опыт сексуальных отношений с отцом, сообщают, что отец нашептывал им, что все это делается из любви, и поэтому это нечто совершенно особенное, что он делит только с ней, потому что он любит только ее. Так же терапевты рационализируют то, что они перешли всякие границы, когда их привлекают за это к ответственности – охотно взывают к истинной любви, к глубинному родству душ, которые возникли в терапии. Любовь сама по себе должна служить объяснением сексуальной эксплуатации. Влияние Афродиты в терапевтическом сеттинге должно мистифицировать и делать простительным то, что произошло. Однако именно отсутствие любви приводит к такому ранящему и разрушительному способу обращения с собственной властью.
У. Виртц указывает на то, что сексуальные преступления в терапии совершают главным образом известные, опытные и признанные аналитики, в возрасте около 40 лет, которые часто активны как тренинг-аналитики.
