Некоторые авторитетные психотерапевты (например, М. Эриксон, В. Франкл, И. Ялом) в своей деятельности иногда не чуждались давать советы. Наряду с этим психологи настаивают на том, что специалист ни в коем случае не должен брать на себя роль советчика. Чаще всего первостепенным доводом того, что психолог (психотерапевт) не дает советы, приводится положение о том, что человек самостоятельно должен принять решение и сделать свой ответственный выбор, а совет лишает его ответственности за принятие решения. Вместе с этим, поговорка «Советы достаются нам даром, поэтому и ценятся соответственно» демонстрирует то, что полученный готовый совет не обязательно приведет к тому, что человек станет ему следовать, если даже он получил его от профессионального лица. Потому, когда речь идет о совете, указывал Ф. Е. Ваcилюк, «психотерапевтам нельзя давать советы не потому, что существуют какие-то мистические опасности в этом, и даже не потому, что мы тем самым лишим ответственности самого человека, за него примем его решение, которое он сам должен принять. Это невозможно сделать. Попробуйте кому-нибудь из ваших друзей что-нибудь посоветовать и лишить его ответственности – у вас чаще всего вряд ли что-то получится. Мы не можем давать советов потому, что у нас нет мудрости».
Действительно, нет ничего противоестественного или противозаконного в том, что один человек, умудренный жизненным опытом, предлагает другому, этим опытом не умудренным, вариант решения или программу действий. Но для этого нужна мудрость, та мудрость, которая была у Франкла, прошедшего фашистские концлагеря. Таким образом, – это «обмен опытом», который к психотерапии отношения не имеет, и которому в ней места практически нет. Я говорю «практически», так как многообразие психотерапевтических ситуаций может диктовать смену любых парадигм, все же главная ценность и забота в психотерапии для психотерапевта не «чистота» подхода, а человек и его благополучие. И в случае, если ментальное благополучие человека страдает, то совет или рекомендация как раз станет проявлением заботы, а вовсе не проявлением менторской позиции. Поэтому, говорить о том, что давать совет категорически запрещено, для психотерапии не верно, потому как в психотерапии позволено очень многое (за исключением того, что прописывает этический кодекс), однако, далеко не все полезно и безопасно.
Если задаться целью и обратиться к словарям, то можно дать описание «дифференциальной диагностики» совета и рекомендации. Можно предложить готовые формулы, как давать совет или рекомендацию, и предложить основания, по которым эти понятия, реализуемые в словесных формулировках, могут быть разведены и привести массу примеров профессионально «правильной» рекомендации во время проблемно-ориентированного консультирования. В психологической литературе можно встретить такие попытки. Однако, дело в том, что в реальной практике консультирования и живого общения концептуальные объяснения и основы разведения «совета» и «рекомендации» теряют свои различительные очертания, сливаясь в единый конгломерат. Таким образом, речь идет об обмене опытом между искушенным и неискушенным человеком о выходе из затруднительного положения. Все это характерно проблемно-ориентированному консультированию. Вместе с тем, существуют такие проблемные запросы в консультировании, которые могут решаться различными путями, по которым может предложить пойти консультант. Так, работая с запросом девушки «какого из двоих женихов выбрать», один консультант, ориентированный на «решение» проблемы и получение результата посредствам «обмена опытом» предложит «знаменитую» технику «+ /–», в результате нехитрого подсчета которой, по совету такого консультанта, следует выбрать того, который наберет наибольшее количество «+». В то время как другой, смотрящий глазами феноменолога, стремится в этой же ситуации найти способы, позволяющие клиентке выслушать свою внутреннюю интенцию и методы, облегчающие осуществление прямой референции к переживанию и его чувствуемому смыслу. Такая ориентация консультанта способствует тому, что человек обращается к своим внутренним основаниям — к тому, «что значит для меня это событие моей фактической жизни». При таком подходе консультант видит в человеке свободного субъекта и стремится постичь субъективный и уникальный смысл переживаний и суждений вот этого человека; постичь тот смысл, который порожден этим конкретным человеком самим изнутри его собственного живого опыта. Нахождение «метода» – не самая трудная задача, творчески синтезируя свои знания в нужный момент может родиться новый метод и способ, который открывает возможность человеку здесь и теперь во всей полноте высказывать самого себя, относиться к опыту, как к самодостаточному — такому, который может быть понят «изнутри самого себя», без обращения к внешнему объяснению. Завершением такого рода переживания может стать рождение, «в точке самого переживания», имманентного самому переживанию смысла. Руководствуясь феноменологической познавательной стратегией, консультант отказывается от внешнего объяснения того, с чем имеет дело и готовых рекомендаций; но осуществляет раскрывающее движение по высвобождению некой силы целого, при помощи которой это целое само себя устанавливает. Диалог, построенный на основе феноменологической познавательной стратегии, дает возможность клиенту обнаружить свои чувства и переживания и увидеть новые аспекты и новые связи, которых он ранее не осознавал. То есть, в диалоге такого типа сохраняется возможность «феноменологического движения». Все вопросы консультанта в этом диалоге обращены к живому опыту человека, что позволяет последнему конституировать смысл через абсолютный по точности и достоверности личностный критерий — свой собственный внутренний отклик.
Таким образом, расхожее мнение о том, что в проблемно-ориентированном консультировании без советов и рекомендаций никак, не верно. Все зависит, конечно, от типа запроса, но еще большей мере определяется «идеологией» консультанта. Точно так же, обстоит дело и в психотерапии. Дело не столько в названиях «консультирование» или «психотерапия», сколько в их содержательно или процессуально ориентированном модусе. Содержательно-ориентированный модус часто проникает в психотерапию, реализуясь в рассмотрении внутреннего содержания проблемы (в отличие от внешнего, чем традиционно и занимается проблемно-ориентированное консультирование – конфликты на работе, семье и пр.). Под внутренним по отношению к личности содержанием проблемы понимается особенность отношения человека к психотравмирующей ситуации. Вместе с тем, ориентация на содержание проблемы клиента является разновидностью «разговорного» жанра и подменяет психотерапию консультированием. Идея процессуальности терапии связана с теми ее моделями, которые фокусируются на живом опыте переживания здесь и сейчас. В связи с вышеизложенным приведу слова Дж. Бьюдженталя: «Психотерапевты отличаются друг от друга так же, как специалисты в любой другой области, но еще большая разница обнаруживается в их искусстве. И все же те, кто многие годы практиковали «интенсивную», или «глубинную», психотерапию, часто даже расходясь в теоретических вопросах, в способе ее проведения больше сходны друг с другом, чем с теми, кто разделяет их клановое имя и имеет с ними общие академические корни». Точно так же, по моему мнению, проблемно-ориентированное консультирование (или краткосрочная психологическая помощь) может быть как содержательно-ориентированным так и процессуальным. И дело не сколько в «запросе», столько в ориентации на процесс или содержание.
Вернусь к началу обсуждаемого вопроса, в связи с идеями содержательности или процессуальности психотерапии. Где скорее найдется место «обмену опытом» (совету, рекомендации) в содержательном или процессуально-ориентированном модусе психотерапии или консультирования? В 20 веке в основополагающие понятия классической философии «истина» и «заблуждение» вторглось третье — «смысл». Так возник вопрос: что это значит для меня? Чем является? Что дает мне? Иное понимание теперь не следует однозначно расценивать как заблуждение, так как оно может иметь смысл для человека. Желание понять человека во всей его полноте и целостности привело В. Дильтея к критике «объясняющей психологии» с ее попытками сводить неизвестное к уже известному, сложное — к простому; где понять — значит объяснить, отыскивая причину происходящего. Вместо каузального принципа, который опирается на внешние умозрительные конструкции, В. Дильтей предложил совершенно иной методологический принцип — понимание. Понять — значит обратиться к внутренним основаниям — к тому, что значит для меня это событие моей фактической жизни. Понимание, таким образом, оказывается связано с извлечением смысла. Такой подход к человеку видит в нем свободного субъекта и стремится постичь субъективный и каждый раз уникальный смысл переживаний и суждений вот этого человека; постичь тот смысл, который порожден им самим изнутри его собственного живого опыта.
Таким образом, совет скорее "дитя" содержательно-ориентированного вектора психотерапии, ему там есть место, так как нет места «уникальному смыслу переживаний и суждений вот этого человека». Эту лакуну опыта переживания и извлечения собственного смысла призван заполнить совет, рекомендация специалиста. Потребность в рекомендации становится настоятельной и требовательной, настойчиво заявляющей о себе как результат некой «нехватки», дефицита. В то время как процессуальная терапия, в которой раскрываются глубочайшие сокровенные переживания человека, открывающая возможность человеку здесь и теперь во всей полноте высказывать самого себя и относиться к опыту, как к самодостаточному — такому, который может быть понят «изнутри самого себя», без обращения к внешним силам, совету просто нет места. В этом пространстве (здесь) и времени (сейчас) опыт консультанта неуместен, так как произошло событие: внутреннее бытие пришло в движение (пускай даже в незначительной мере) и этот факт оказывается более реальным и важным, чем любые рекомендации авторитетного специалиста. Не к месту оказываются пресловутые «сапоги» терапевта, воссоединившись со своими производящими возможностями и, соответственно, поняв себя, исходя из своего собственного живого опыта, клиент конструирует свои собственные лекала.