При этом ненависть не относится к элементарным эмоциям человека (таким, как страх или радость), она представляет собой коктейль из нескольких эмоций, который, в определенном сочетании, и выдает одно из самых сильных и взрывоопасных человеческих переживаний (и соответствующее ему поведение).
Фундаментом для ненависти является отвращение, одна из первичных эмоций. Отвращение имеет выраженную физиологическую составляющую и задачу – оберегать человека от контакта с вредным (отравляющим) объектом, не зря тошнота и рвотная реакция являются частыми спутниками при столкновении с чем-то отвратительным (вроде экскрементов, разлагающейся органики, слизи и т.п. – каждый подберет для себя сам…).
Итак, главная функция отвращения – сведение контакта с неприятным/опасным объектом к нулю, в отвращении мы цепенеем или убегаем. Поэтому, кстати, люди нередко путают страх/испуг с отвращением – по внешним проявлениям они похожи, но все-таки имеют разное назначение: страх является контактной эмоцией (мы внимательны к объекту страха), тогда как отвращение (о чем говорит само это слово) этот контакт помогает свести к нулю (насколько это возможно). Когда отвратительный объект исчезает из поля возможного контакта, мы успокаиваемся. Психологическое отвращение («вторичное», в отличие от «первичного» физиологического) связано с полностью неприемлемыми для нас ценностями или поведением других людей, выступающими аналогом яда в природном мире. Оно нам говорит на языке эмоций: «Если я уподоблюсь этому человеку – я отравлюсь, умру для себя как личность. А он уже отравленный, от него смердит ужасными мыслями/ценностями/поведением». Естественная реакция на психологическое отвращение – та же, что и на физиологическое, то есть удаление, максимальное увеличение дистанции. Мы просто уходим от контакта с людьми, которые демонстрируют такое поведение, которое вступает в жесткий конфликт с тем, что мы считаем приемлемым.
Если к отвращению добавить несколько ингредиентов – получим ненависть. Чаще всего ненависть рождается из сочетания отвращения со страхом и отвращения с обидой, сдобренных невозможностью отстраниться от объекта отвращения. Это очень важный момент: при ненависти человек стремится уничтожить то, что ненависть вызывает, потому что сосуществование в одном пространстве с объектом отвращения невозможно, но и устраниться тоже невозможно, поэтому остается только одно – уничтожить. Для этого чувства характерна постановка вопроса «или я, или он/она/оно», никаких промежуточных вариантов в ненависти быть не может – являясь чрезвычайно сильным переживанием, она сжигает все полутона. Отвращение иначе ставит вопрос: «делайте что хотите, но на глаза мне не попадайтесь, и ко мне не лезьте!».
Например, человек считает геев отвратительными. Если он одновременно боится, что эти «ужасные существа» могут угрожать его миру, и спасения от них нет («они везде, они хотят всех сделать геями, и вообще растлевают молодых!!!» – то из этой смеси рождается злость, вырастающая в ненависть, требующую выхода. Ненависть к родителям чаще рождается из отвращения и обиды.
Как породить ненависть там, где ее вроде раньше не наблюдалось (и нет объективной угрозы)? Рецепт понятен: надели каких-то людей (или группу людей) отвратительными моральными чертами (евреи пьют кровь христианских младенцев; все мусульмане – террористы; русские варвары только и могут, что бухать и насиловать…) и добавь страха/припомни обиды: «они идут к тебе, они заставят тебя жить по-своему!» или «помнишь, как они тебя унижали?!». Собственно говоря, националистический культ исторических обид, очень популярный в мире, особенно на постсоветском пространстве (Прибалтика, Грузия, Украина, Россия…) – самая питательная среда для формирования ненависти, нужно только добавить отвращения к облику соседей (а уж если соседи реально подают для этого поводы – так вообще сказка…). Очень важно подавить эмпатию, потому что способность увидеть хорошее в отвратительном человеке сильно мешает ненависти.
Чем более ограниченное и узкое мировоззрение у человека/общности людей, тем больше у него поводов для ненависти. А дальше ненависть еще больше сужает картину мира, приковывая внимание только к тому, что вызывает отвращение – и так по замкнутому кругу. Для того, чтобы уничтожить ненавистное, нужно вступить в контакт с отвратительным. И, таким образом, ты отравляешься.
Полезная функция ненависти – высвобождение энергии для уничтожения смертельной угрозы, от которой отгородиться нельзя. Проблема начинается с того момента, как смертельные угрозы начинают плодиться там, где их нет. Одержимый собственными страхами и слабостями человек наиболее подвержен ненависти, но, в силу слабости, не будет сам реализовывать свою ненависть, а присоединится к тому, кто все-таки осмелится. Тогда ненависть сопровождается злорадством в стиле «а у соседа корова сдохла» или «так им и надо, заслужили!». А толерантность становится ругательным словом – какая может быть толерантность в мире, где одни чудовища, а ты – слабая дрожащая тварь?
Мне лично хорошо знакомо чувство ненависти, когда я однажды осознал, что одна группа сектантов вознамерилась-таки сделать попытку меня стереть в порошок/дискредитировать, используя вызывающие у меня отвращение приемы информационной войны. Я вступил в противодействие, отвечал ударом на удар, однако постепенно стало ясно – силы неравны, и я точно не смогу одолеть секту. Сочетание ненависти и бессильной ярости как следствия невозможности уничтожить врага – отравляющий коктейль…
«Она меня оскорбила, он меня ударил, она меня победила, он меня обобрал… В тех, кто таит в себе такие мысли, ненависть не угаснет вовеки… Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью…»
Строчки из буддистской «Дхаммапады» пришлись очень кстати. Если не можешь победить и сошелся в бессильном клинче с тем, кого ненавидишь – можешь до бесконечности желать врагу бед, но от этого ему хуже не станет. При этом ненависть, как я осознал особенно ясно, связывала меня с теми, кого я ненавидел, практически с такой же силой, что и любовь (вот почему я не считаю любовь противоположностью ненависти) – я следил и читал то, что писали мои «друзья» (а это откровенная и отвратительная муть) - и, похоже, делал это с не меньшим усердием, чем они. Отравлялся – и читал, рвотный рефлекс подавлялся ненавистью. У них ресурсов было намного больше, и только слабо выраженный интеллект позволял несколько уравнивать шансы J)))))))).
Вырваться удалось тогда, когда, безмерно устав от клинча, я просто сосредоточился на том, что делаю сам. И позволил отвращению взять вверх над гневом и страхом, утащить меня из этого поля и отвернуться от него.
До тех пор, пока мы сосредоточены на «враге», его действиях и неудачах – мы в тесной сцепке с ним. На реальной войне это оправданно. Но в виртуальных войнах, где ущерб измеряется не трупами, а нервными клетками, победители, как правило, одерживают пирровы победы.
Итак, главная функция отвращения – сведение контакта с неприятным/опасным объектом к нулю, в отвращении мы цепенеем или убегаем. Поэтому, кстати, люди нередко путают страх/испуг с отвращением – по внешним проявлениям они похожи, но все-таки имеют разное назначение: страх является контактной эмоцией (мы внимательны к объекту страха), тогда как отвращение (о чем говорит само это слово) этот контакт помогает свести к нулю (насколько это возможно). Когда отвратительный объект исчезает из поля возможного контакта, мы успокаиваемся. Психологическое отвращение («вторичное», в отличие от «первичного» физиологического) связано с полностью неприемлемыми для нас ценностями или поведением других людей, выступающими аналогом яда в природном мире. Оно нам говорит на языке эмоций: «Если я уподоблюсь этому человеку – я отравлюсь, умру для себя как личность. А он уже отравленный, от него смердит ужасными мыслями/ценностями/поведением». Естественная реакция на психологическое отвращение – та же, что и на физиологическое, то есть удаление, максимальное увеличение дистанции. Мы просто уходим от контакта с людьми, которые демонстрируют такое поведение, которое вступает в жесткий конфликт с тем, что мы считаем приемлемым.
Если к отвращению добавить несколько ингредиентов – получим ненависть. Чаще всего ненависть рождается из сочетания отвращения со страхом и отвращения с обидой, сдобренных невозможностью отстраниться от объекта отвращения. Это очень важный момент: при ненависти человек стремится уничтожить то, что ненависть вызывает, потому что сосуществование в одном пространстве с объектом отвращения невозможно, но и устраниться тоже невозможно, поэтому остается только одно – уничтожить. Для этого чувства характерна постановка вопроса «или я, или он/она/оно», никаких промежуточных вариантов в ненависти быть не может – являясь чрезвычайно сильным переживанием, она сжигает все полутона. Отвращение иначе ставит вопрос: «делайте что хотите, но на глаза мне не попадайтесь, и ко мне не лезьте!».
Например, человек считает геев отвратительными. Если он одновременно боится, что эти «ужасные существа» могут угрожать его миру, и спасения от них нет («они везде, они хотят всех сделать геями, и вообще растлевают молодых!!!» – то из этой смеси рождается злость, вырастающая в ненависть, требующую выхода. Ненависть к родителям чаще рождается из отвращения и обиды.
Как породить ненависть там, где ее вроде раньше не наблюдалось (и нет объективной угрозы)? Рецепт понятен: надели каких-то людей (или группу людей) отвратительными моральными чертами (евреи пьют кровь христианских младенцев; все мусульмане – террористы; русские варвары только и могут, что бухать и насиловать…) и добавь страха/припомни обиды: «они идут к тебе, они заставят тебя жить по-своему!» или «помнишь, как они тебя унижали?!». Собственно говоря, националистический культ исторических обид, очень популярный в мире, особенно на постсоветском пространстве (Прибалтика, Грузия, Украина, Россия…) – самая питательная среда для формирования ненависти, нужно только добавить отвращения к облику соседей (а уж если соседи реально подают для этого поводы – так вообще сказка…). Очень важно подавить эмпатию, потому что способность увидеть хорошее в отвратительном человеке сильно мешает ненависти.
Чем более ограниченное и узкое мировоззрение у человека/общности людей, тем больше у него поводов для ненависти. А дальше ненависть еще больше сужает картину мира, приковывая внимание только к тому, что вызывает отвращение – и так по замкнутому кругу. Для того, чтобы уничтожить ненавистное, нужно вступить в контакт с отвратительным. И, таким образом, ты отравляешься.
Полезная функция ненависти – высвобождение энергии для уничтожения смертельной угрозы, от которой отгородиться нельзя. Проблема начинается с того момента, как смертельные угрозы начинают плодиться там, где их нет. Одержимый собственными страхами и слабостями человек наиболее подвержен ненависти, но, в силу слабости, не будет сам реализовывать свою ненависть, а присоединится к тому, кто все-таки осмелится. Тогда ненависть сопровождается злорадством в стиле «а у соседа корова сдохла» или «так им и надо, заслужили!». А толерантность становится ругательным словом – какая может быть толерантность в мире, где одни чудовища, а ты – слабая дрожащая тварь?
Мне лично хорошо знакомо чувство ненависти, когда я однажды осознал, что одна группа сектантов вознамерилась-таки сделать попытку меня стереть в порошок/дискредитировать, используя вызывающие у меня отвращение приемы информационной войны. Я вступил в противодействие, отвечал ударом на удар, однако постепенно стало ясно – силы неравны, и я точно не смогу одолеть секту. Сочетание ненависти и бессильной ярости как следствия невозможности уничтожить врага – отравляющий коктейль…
«Она меня оскорбила, он меня ударил, она меня победила, он меня обобрал… В тех, кто таит в себе такие мысли, ненависть не угаснет вовеки… Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью…»
Строчки из буддистской «Дхаммапады» пришлись очень кстати. Если не можешь победить и сошелся в бессильном клинче с тем, кого ненавидишь – можешь до бесконечности желать врагу бед, но от этого ему хуже не станет. При этом ненависть, как я осознал особенно ясно, связывала меня с теми, кого я ненавидел, практически с такой же силой, что и любовь (вот почему я не считаю любовь противоположностью ненависти) – я следил и читал то, что писали мои «друзья» (а это откровенная и отвратительная муть) - и, похоже, делал это с не меньшим усердием, чем они. Отравлялся – и читал, рвотный рефлекс подавлялся ненавистью. У них ресурсов было намного больше, и только слабо выраженный интеллект позволял несколько уравнивать шансы J)))))))).
Вырваться удалось тогда, когда, безмерно устав от клинча, я просто сосредоточился на том, что делаю сам. И позволил отвращению взять вверх над гневом и страхом, утащить меня из этого поля и отвернуться от него.
До тех пор, пока мы сосредоточены на «враге», его действиях и неудачах – мы в тесной сцепке с ним. На реальной войне это оправданно. Но в виртуальных войнах, где ущерб измеряется не трупами, а нервными клетками, победители, как правило, одерживают пирровы победы.
