Нет.
Человек-боль говорит. Он говорит протяжно и скромно, с невероятным усилием воли вытягивая из себя аккорды безумия, смотрит в пол, голос подрагивает. Это страшно услышать, то, что он говорит способно разрушать, это едкая жидкость прожигает дыры в сердцах и растворяет сознание слушающего. Человек-боль задает тон движению воздуха, его дух сломлен, его тело болит, он устал. Это сложно выдержать, это сложно держать, это невыносимо слушать, и крайне страшно быть рядом. Тут все замедляется, жизнь теряет саму себя в этом пространстве бездействия, тут нет движения ветра, штиль, здесь пахнет смертью и унынием, это место призвано забирать последнюю каплю надежды.
Никто не хочет слушать боль, даже за деньги. Частичка жизни будет защищаться, атаковать эту субстанцию экзистенциального смысла, травмированное эго сразу бросится лечить боль, изгоняя ее таким образом из своего поля зрения, подтверждая себе, что Я живой, я могу оживлять, исцелять, значит – я не такой, я не боль, я не он. Человек-боль парализует сознание вызывая теневых докторов, лечащих только в морге, так надежней и менее хлопотней, он будит спящий инстинкт жизни и заставляет его убивать. Чтобы остаться живым среди боли, нужно убить боль. Простой девиз, доступные методы. Человека-боль практически невозможно дослушать до конца, его тяжело видеть, хочется сбежать бросив ему на прощание волшебный рецепт успехолога, брызнуть на него святой водой позитива и надежно запереть за собой дверь. Нет, нет в нем ничего хорошего для слушателя, нет, нет, нет. Страх заставляет слушателя тянуть его за волосы по полу, переодевать в яркую одежду радости, ему страшно, ему очень страшно что их кто-то может увидеть вместе, что тогда, вдруг все поймут, что они одинаковы? Нет, я так не хочу.
Человека-боль сложно слушать, сложно принять в принципе, что он такой, трудно быть свидетелем наличия в своей жизни таких вот искренних падений, вывернутый наизнанку, увядший, засохший, лишенный смысла человек-боль шокирует и причиняет душевные страдания. Насколько же нереально просто понять, что он такой, как же тягостно не поддаться своему страху, и не пытаться его воскресить играя роль бога, ведь так невыносимо видеть в нем свою, лежащую в хрустальном гробу депрессию, спрятанную, запечатанную в вакуумную упаковку, обколотую снотворным и транквилизаторами, списанную и вычеркнутую из домовой книги, живущую тут с момента твоего появления в этот большой и непонятный мир. Вообще, становится страшновато, когда что-то начинаешь осознавать, и человек-боль лучшее из возможных наглядное пособие по осознанию себя. Но, не все читают книги.
Прислушиваешься, присматриваешься к нему, и тут, бац, резкая вспышка боли в его глазах ослепляет тебя, там видно все, но смотреть больно, черное солнце депрессии вышло в зенит и покрыло своим сиянием все тени твои, теперь тень смотрит на тебя глазами человека-боль, и ты не в силах задержать взгляд, этот черный свет проникает в самую душу, туда где ты еще не был, и предавая его боль своим «лечением» ты отводишь свой взгляд от трупа своей преданности этой жизни. Глубина на поверхности, левиафан всплыл и заговорил с тобой, тебе была оказана честь, а ты проявил неуважение, что может быть страшнее ощущать свою безысходность из уст другого человека. И глубина опять возвращается на дно, человек-боль уходит не услышанным, а ты просто ты, как был, так и есть, и так будешь.
