Слишком много любви, мама...

Отдаю себе отчет в том, что “посягнусь на святое” - материнскую любовь, которая “воспета и овеяна”.

При этом на собственном профессиональном и личном опыте знаю: когда наступает момент, и кто-то называет своими именами то, что неприятно, страшно, невыносимо больно и тяжело, всем становится легче.

Поэтому я попытаюсь назвать своими именами то, что в нашей культуре зовется “материнской любовью” 

Как только мы говорим слово “насилие в семье”, “насилие над детьми”, нам в голову приходят страшные образы избиения, причинения физического ущерба, изнасилований, наказаний и другого не менее жестокого обращения с детьми. Даже черствость, равнодушие и игнорирование ребенка не включены в этот ряд. Это чаще принято называть странным словом “недолюбленность”.

Но есть другое насилие, которое внешне имеет все признаки доброго, чуткого и душевного отношения. Которое часто зовется “материнской любовью” и “заботой”. Которое воспето культурой как “материнское самозабвенное сердце”. И именно оно является самым тяжелым насилием, освободиться от которого нет практически никаких шансов.

Если вы, читая этот текст, вдруг вспомните, что вас в детстве часто наказывали, били, унижали, от всей души скажите: “Мне повезло”. Да, вам повезло, хоть это звучит ужасно и парадоксально.

Ведь у ребенка, которого били и мучили, есть очевидное право сказать: “Ты больше со мной так не поступишь никогда. Ты не смеешь так со мной поступать”. И со временем перестать испытывать чувство вины по этому поводу. Потому что в ударах и причиненной  физической боли точно невозможно разглядеть любовь. Как ни всматривайся. И такому ребенку проще прямо посмотреть правде в глаза и признать: “родители (мама, или папа) меня не любили”

У тех же, кто становится жертвой “мягкого насилия”, замаскированного под “любовь”, нет никакого права на протест. Ведь как можно протестовать против любви? Против материнской любви? Да и попробуй распознай, что под массой эмоций, волнений и болей в сердце, под постоянными тревогами и беспокойствами, под отказом принять помощь “да что мне уже нужно” и под массой других действий и слов прячется вовсе не любовь, а контроль и власть.

У всех людей, живших и живущих в поле такого насилия, подозрение  о том, что “что-то в этой пьесе не так”, разбивается о массу шаблонов: “все матери такие, для них же дети - это их жизнь”, “вот будут у тебя свои дети, тогда и узнаешь”, “чтобы мать ни делала - все хорошо, она же мать”, “нужно прощать и не держать обиду”, “неизвестно, как ты будешь себя вести, когда...”.

Из этой паутины не вырваться и не сбежать. Ведь мы имеем дело с теневой стороной извечного архетипа Великой Матери, которая в отличие от светлой его стороны, дающей жизнь и счастье, умерщвляет и накладывает колдовские чары. И обнаружить эту тень мы можем практически в любой семье. Потому что в нашей культуре насилие, маскирующееся под любовь, возведено в ранг высшей ценности, считается хорошим и правильным и не расценивается как зло.

Миллионы людей живут в этом парадоксе. Большинство из них считают, что это нормально, что это и есть - жизнь, и так же ведут себя со своим детьми.

Некоторые смутно ощущают, что что-то не так, но не находят способов как-то это сформулировать и выразить.

И только единицы осознают, что много лет живут в поле насилия. Но и они редко находят адекватные стратегии ответа на него.

Как распознать насилие, маскирующееся под материнскую любовь

Я попыталась собрать здесь самые яркие патерны поведения, слова и фразы, действия и поступки, которые являются признаками мягкого насилия, И пусть вас не вводит в заблуждение слово “мягкое”. Оно не означает, что такое насилие причиняет меньший ущерб. Чаще всего все происходит с точностью до наоборот.

“Мягкое насилие” притупляет инстинкт самосохранения и заботы о себе, воспитывает зависимых и подверженных влиянию людей, наиболее привычной эмоцией которых является страх - вытесненный, неосознаваемый, упакованный в чувство вины страх.

Кроме того, я умышленно остановилась исключительно на поведении и действиях матерей. Именно они более склонны к “мягкому” насилию, и чаще прибегают к нему, нежели к открытому и явному насилию. Более того, проявление “мягкого насилия” в репертуаре матерей настолько привычно в нашей культуре, что считается нормальным и естественным материнским поведением.

За 20 лет моей практики не было ни одной группы (вдумайтесь, ни одной!), в которой хотя бы несколько человек не озвучили действия и поступки своих мам, полностью вписывающиеся в шаблон “мягкого насилия”.

Большинство моих клиентов имели опыт контакта со своими матерями, полностью попадающими в этот шаблон.

Возможно, вы узнаете в этом тексте себя и свою маму. Возможно, вы испытаете хорошо знакомые вам чувства. Возможно, вас накроет волной ужаса и безысходности. Возможно. При этом, всегда лучше быть осведомленным. Ведь осведомленность дает тот самый “кубический миллиметр шанса” на свободу.

Итак, проявления “мягкого материнского насилия”

В дальнейшем слово “ребенок” я употребляю не столько как обозначение возраста, сколько статуса в отношении матери (и в 5, и в 20, и в 40 лет мы дети в отношении своих родителей)

“Ты - моя радость!”

Передача ответственности за свои эмоции и состояния ребенку

В психологических и околопсихологических кругах часто обсуждают негативную сторону этого процесса. Это когда мама говорит: “ты меня расстроил”, “ты мне испортила настроение”, “ты что, не понимаешь, что делаешь мне больно”.

Или не говорят, но всем своим видом показывают, как из-а ребенка с мамой произошло что-то плохое: вздыхают, плачут, хватаются за сердце, вызывают скорую и т.д.  Да, это и есть передача ответственности ребенку за свои эмоции и состояния.

Но еще существует и другая сторона передачи ответственности за свои чувства и состояния. Когда “ты - мой свет в окошке”, “ты звонишь, и на сердце светло”, “если бы не ты, я бы не знаю как жила”, “только и живу тем, что жду, когда ты приедешь”, “только ты и держишь меня на этом свете”. И эта сторона еще страшнее предыдущей. Ведь ребенка хвалят! Ему сообщают, что он - хороший. Но только с дополнительным смыслом: без него маме не жить.

Чаще всего обе эти стороны идут рука об руку. И ребенка постепенно приучают к тому, что все самочувствие и состояние мамы - это результат его действий или бездействия. Что каждый его шаг, слово, молчание, поступок, звонок повлияет на маму и причинит ей что-то: или боль, или радость. Нет, даже не радость, а хоть какую-то возможность жить. И это становится настолько привычно, что мир не мыслится другим. В нем нет места пониманию, что мама - это взрослый человек, который сам ответственен за свое самочувствие.

Как чувствуют себя дети, которым передан такой непосильный груз? С самого детства они нагружены тревогой и страхом о том, как отразится все, что они делают, на маме. Годы идут, и тревога становится фоновой и привычной. День не позвонить маме еще можно. Два - уже возникает напряжение. Три-четыре - и уже страшно звонить. Потому что там, на том конце трубки, будет печальный голос, вздохи, упреки “ты обо мне совсем забыл…”

И плотное, густое, неизбывное чувство вины за что угодно (за “много работы”, за “веселилась с подружками”, за “улетела с любимым в Прагу”, за “устал и забыл”....) становится постоянным спутником, серым фоном меняющихся картинок жизни.

К чему это приводит.

К постоянному контролю себя. К невозможности расслабиться. К запрету на радость жизни и беспечность. К непомерному раздуванию гордыни (“от меня зависит полностью жизнь человека”). К трансляции того же своим детям.  

“Мне ничего не нужно. Все для тебя”

Отказ от помощи и от любых действий, которые могут улучшить ситуацию или самочувствие матери

“Я живу ради тебя” - фраза, которую миллионы детей слышали от своих матерей. И в нашей культуре это считается подвигом матери.

Любыми способами матери пытаются показать, что все, что они делают, это для детей. Они верят в то, что это хорошо и правильно. И что материнская любовь - это жертва, в первую очередь.

“Ушла с любимой работы, потому что тебя нужно было перевести в другую школу”, “Ночами не спала из-за подработок, потому что ты хотела новые джинсы”, “Не вышла замуж, потому что не хотела травмировать детей”, “Не развелась с мужем, потому что детям нужен отец”.

Бесконечная череда жертв и лишений “из-за тебя”, которая звучит без упрека. Нет, мама не обвиняет и не упрекает. Мама демонстрирует, что вся ее жизнь - это служение ребенку. И неважно, сколько ребенку лет - 2 или 48.

“Нет, я не возьму у тебя деньги. Тебя и так тяжело”, говорит мама, невзирая на то, что у дочки успешный бизнес. “Нет, я не поеду в Париж, будешь со мной позориться”, говорит мама дочке, которая купила тур на мамин день рождения. “Нет, мне не нужна помощница по дому, зачем ты будешь тратиться”, говорит мама дочке, у которой недельный доход в тридцать раз превышает оплату помощницы по дому.  

Число маминых жертв настолько велико, что нет никаких шансов их компенсировать. И даже попытки что-то сделать для матери отвергаются и не принимаются.

Некоторые матери отказываются от врачей “Нет, мне это не нужно, я потерплю”. Отказываются от сиделок “Нет, я не смогу быть с чужой женщиной. Уж лучше сама”. Даже если это чревато реальной угрозой их жизни и здоровью. И при этом они с душевной болью в голосе говорят своим детям: “Что ж ты не звонишь… Вот умру я, а ты и не узнаешь”

Как чувствуют себя дети, которым постоянно внушалось, что все ради них? Они живут в вечном неоплатном долгу. Без шанса его вернуть. Без надежды на искупление.

Думаете, что этот долг они ощущают только перед матерями? Нет, они чувствуют этот долг перед всем миром. Они постоянно ощущают, что что-то кому-то должны - деньги, любовь, внимание, время… Они чувствуют что постоянно чего-то недодают - детям, любимым, друзьям, компании… Они - вечные должники. Потому что их жизнь - жизнь взаймы. Взаймы у мамы, которая не примет ее обратно.

К чему это приводит.

К отрицанию себя, к игнорированию своих потребностей. К жесткому перекосу в обмене - они стремятся отдавать в отношениях, но не готовы принимать. Ведь если принимать, это еще больше увеличит их неоплатный долг.

“Тебе никогда ничего нельзя сказать!” “Если ты этого не сделаешь, мне будет плохо”

Отрицание законности чувств и границ ребенка

“Ну что ты злишься, тебе ничего нельзя сказать…”. Эта фраза, которая произносится обиженным тоном, традиционная для матерей, использующих мягкое насилие. До того кульминационного момента, когда она прозвучит, обычно мама говорит что-то неприятное, задевающее, контролирующее в отношении ребенка. Говорит даже после просьбы ребенка этого не делать. В какой-то момент терпение ребенка заканчивается, и он резко отвечает матери. Тогда мама обижается и произносит сакраметальную фразу, после которой может долго демонстрировать обиду и горечь.

Дети, выросшие в атмосфере мягкого насилия, сразу узнают подобный диалог. Мама говорит: “Надень кофту, в комнате холодно, я замерзла”. “”Мне нормально, все ок”, - отвечает ребенок. “Ты что, не понимаешь, что холодно. У меня плечи мерзнут. Надень быстро кофту”. “Мама, все в порядке, я не замерзла”. “Кофту надень, я же о тебе беспокоюсь!!” “Да блин, я же сказала, что не замерзла!!!” “Ну вот, ничего тебе не скажи”, - обижается мама.

Этот диалог настолько шаблонный, что большинство людей не увидят в нем ничего особенного. Не увидят в каждой маминой фразе тотальный контроль и насилие. А в конце - перевернутую обиду - обиду, которую демонстрирует агрессор в отношении жертвы.

Эта колоссальная схема сообщает ребенку только одно: то, что ты чувствуешь, неважно. Твои чувства не имеют значения. Твои потребности и мнение не имеют значения. Такие мамы постоянно транслируют: “Я лучше знаю, что тебе нужно, что для тебя хорошо, что тебе полезно”

“Съешь супик, я же так старалась для тебя”, - говорит мама с наливающимися слезами глазами. И взрослый “ребенок”, пряча отвращение, заталкивает в себя суп, который терпеть не может.

“Возьми яблочки, я же их с дачи 2 километра несла”, - вздыхает мама. И дочь, скрывая и давя раздражение, складывает в багажник яблоки, которые не ест, чтобы забыть их там и выбросить через неделю.

Вот разговор, который повторяется каждый раз, когда взрослый сын проведывает свою маму. “Я тебя сейчас чем-то угощу. Вот, сохранила для тебя баночку розового варенья” “Мама, я тебе не раз говорил, что не ем розового варенья, у меня на него аллергия”. “Да ладно, такого быть не может! Ты же любишь розовое варенье, я точно знаю!” “Нет, мама, я не люблю розовое варенье.” “Ну попробуй ложечку, может понравится, я так старалась, варила его” “Мама, у меня на него аллергия и может быть шок!” “Ну пожалуйста, попробуй… Маленькую ложечку… Я же так старалась для тебя….”, - слезы, вздохи, взгляд в сторону.

Взрослые дети надевают кофты, едят ненавистную еду, причиняют себе ущерб. Ведь если они будут возражать, то придется нести на себе груз вины за то, что “обидел(а) несчастную мамочку, а она так старалась…”

К чему это приводит.

К постоянному ощущению вины за свои потребности, вкусы, свои “хочу” и “не хочу”. В итоге такие взрослые дети имеют очень слабое представление о своих нуждах. Лучше не знать о них, чем испытывать постоянное чувство вины. Им нельзя быть собой. Этот глубокий запрет приводит к тому, что за любое свое желание, отличное от желания мамы, они чувствуют себя предателями. И, в конце концов, они предпочитают вообще перестать желать.

“Стобой ничего не случилось?”

Фиксация ребенка на проблемах, постоянно запугивание

Типичный ежедневный телефонный разговор мамы со взрослой дочерью. “Ну как там ты, ничего не случилось?”, - с тяжелым вздохом. “Мама, все в порядке, у меня все хорошо.”, - пока еще бодро отвечает дочь. “Ты, наверно, сильно устаешь на работе. Тебе муж хоть немного помогает?” “Мама, все хорошо. Я не устаю, я люблю свою работу. И муж помогает”, - уже без особой бодрости отвечает дочь. “Вы опять собрались в поездку? Это же так дорого. И время такое опасное…”, - снова со вздохом. “Мама, мне пора бежать. Перезвоню”. “Ну конечно, я все понимаю. У тебя сейчас на маму времени совсем не хватает. Ну звони, хоть иногда”, - со слезами в голосе.

Такие мамы привычно и с малых лет запугивают своих детей. “Тебя не тошнит?”, - с ужасом в голосе? “О боже! Ты сильно ударилась?”, - с перепуганным взглядом и придыханием?

Если ребенок задерживался на улице на 5 минут дольше разрешенного времени, мама металась по двору, причитая и крича. Ведь может случится что-то ужасное!

Если ребенок чихал от простуды, мама рыдала рядом с кроватью, сжимая руки на сердце. “Я так переживаю!” “Я так за тебя волнуюсь!”. Это рефрен на всю жизнь! Большинство людей скажут: мама так сильно любит своего ребенка, поэтому и волнуется. На самом деле, такие мамы создают постоянную атмосферу страха вокруг ребенка. Они всем своим видом транслируют: “Мир - опасное место. С тобой в любой момент может произойти что-то ужасное. Не отходи от меня!!!”

Что чувствуют дети, которых постоянно запугивают таким образом? Страх перед всем новым. Обычно это так невыносимо, что страх локализуется в какой-то одной теме. Кто-то боится летать на самолетах, а в остальном смелый и отважный. Кто-то постоянно боится за свое здоровье, прислушиваясь к себе и проходя разные обследования. Кто-то боится одиночества, кто-то толпы. Но базово в любом новом начинании, в любой новой теме у этих людей первично возникает страх. Не интерес, не любопытство, не азарт, не предвкушение перемен. А страх.

К чему это приводит.

Такие взрослые дети чаще всего отрицают свой страх. Они выбирают антисценарий материнским ужасам. “У меня все отлично! Я - человек-позитив! Я ничего не боюсь и у меня все прекрасно!” Но любая стрессовая ситуация приводит к срыву, к паническим атакам, к бессоннице, к подавленности и, в итоге, к депрессии. А это приводит к ощущению своей тотальной несостоятельности и отсутствия контроля.

“Я сейчас что-то с собой сделаю”

Угрозы причинить себе вред, или реальное нанесение себе ущерба (избиение себя, например)

Это одно из самых опасных проявлений мягкого насилия. И оно может приводить к самым тяжелым последствиям.

Я не буду долго его описывать. Все, кто пережил подобные эпизоды (или переживал их постоянно в детстве), поймут, о чем идет речь.

Те, кто хоть однажды видел, как мама избивает себя, как она рвет на себе одежду, как бьется головой о стену, как грозит наложить на себя руки, вспомнят тотальный парализующий страх и всепоглощающее чувство вины. Да, ребенку страшно, ведь он может потерять маму. Да, он чувствует вину, потому что верит, что это все из-за него.

Как это ужасно не звучит, но лучше бы мама избила ребенка. В этом случае ребенок рано или поздно осознал бы, что мама поступала плохо.

Причинение ущерба себе на глазах у ребенка - это изощренное эмоциональное насилие. И у ребенка нет никаких шансов осознать, что мама поступает плохо. Он считает плохим себя. И годами не может простить себя. Простить непонятно за что!

К чему это приводит.

К искаженным, токсичным отношениям с другими людьми. Такие взрослые дети будут боятся высказываться в отношениях, требовать, оберегать свои границы, защищать себя. В их детском состоянии будет жить вера, что в любой момент другой человек может что-то с собой сделать. И это будет их вина.

“Повлияй на него (на нее)...”

Создание коалиций с ребенком против кого-то из семьи

И последнее на сегодня проявление мягкого насилия. Оно тоже очень распространено, привычно, понятно и насилием не считается. Оно считается материнской болью, бедой, требующей постоянной помощи.

В этом случае мама - жертва, которая не может справится либо с агрессором, либо с непутевым членом семьи. Агрессором или непутевым может быть отец, или взрослый сын (дочь). И тогда мама постоянно жалуется другому своему ребенку на этого агрессора, прося помощи.

“Я уже не знаю, что мне делать. Я не знаю, куда мне деваться… Сделай хоть что-то…”, - плача рассказывает мама о бедах, причиненных агрессором или непутевым. И ребенок включается, вмешивается, наставляет на путь, ссорится с отцом, братом, сестрой. “Если бы не ты, я бы не знаю, что делала. Только ты меня понимаешь”, - говорит мама. А через неделю все повторяется снова.

На протесты ребенка, на нежелание вмешаться, мама обижается, замолкает. А через некоторое время “срывается”. “Я же тебе и половины не говорила, что происходит! Если бы ты только знал(а)...” И снова все повторяется сначала.

Мама постоянно транслирует ребенку: “Защити меня, стань мне мамой. Ты - большая и сильная, а я - маленькая и слабая”.

И это - бетонная плита на плечах ребенка. Это тяжкий груз, который, порой, приходится нести до самой смерти матери. Это ощущение тотальной несвободы, прикованности.

Такие взрослые дети живут с ощущением, что они не имеют право на счастье, на радость, на беспечность. Они становятся двойными взрослыми. За себя и за маму. А если и случаются эпизоды радости, то они тут же себя наказывают - болезнью, тяжелым трудом, кризисом, несчастным случаем.

Они живут постоянно настороже, постоянно ожидая телефонного звонка. Им хочется исчезнуть, пропасть, испарится. Но “только ты меня понимаешь, если бы не ты…” не отпускает их ни на миг.

К чему это приводит.

К созависимым отношениям, к гиппер-ответственности, к гиппер-контролю. К неумению расслабиться, к утрате радости и вкуса жизни. И к проделыванию того же со своими детьми.

Перед нами тотальный культурный сговор. Да, ведь в нашей культуре все вышеописанное называется материнской любовью. Во всех этих проявлениях никто не пытается распознать насилие. По умолчанию принято: “Все мамы такие. Такая она сильная, материнская любовь”. Посмотрите хоть один советский фильм, и вы сразу поймете о чем речь.

Эта “материнская любовь” плодит миллионы эмоциональных инвалидов. Которые продолжают делать тоже самое со своими детьми. Чтобы колесо Самсары вращалось.

Любые “мантры” на тему “простить и отпустить” здесь не работают. Прояснения и разговоры не работают. Те взрослые дети, которые пытаются поговорить со своими мамами, наталкиваются на непонимание. Искреннее непонимание и обиду: “Я же ничего плохого не хотела. Я же тебя люблю”. В их мире это и есть любовь. И любой разговор они воспринимают как обвинение.

Я столько раз видела сверкающие надеждой глаза взрослых дочерей, которые “поговорили” со своими мамами. Ведь мы все хотим, чтобы у нас с мамами все было хорошо. Но на следующей сессии эти глаза уже были наполнены слезами: “Это безнадежно, у меня ничего не получится”.

Есть ли рецепты в этой теме?

Есть. Один. Решиться прервать эти отношения. Он допустим в некоторых культурах. Но не в нашей. В нашей культуре есть риск такого разрушающего чувства вины, которое может привести к очень опасному самонаказанию. Ведь мать - это святое. Прекратить общаться с “любящей матерью” равносильно самому страшному предательству. И взрослые дети ищут оправдания своим матерям, объясняя их поведение тяжелым детством, пережитыми бедами и чем угодно еще.

Двадцать лет своей практики я брожу по этим дорогам. Лет пятнадцать назад я верила, что можно найти “волшебную палочку”. Десять лет назад мой пыл поутих. Сейчас я знаю, что это тотальный культурный сговор. Что таких матерей - легион. Что все верят в то, что это любовь - и матери, и дети. Что в какой-то момент каждый ребенок такой матери пытается вырваться, перегрызть веревки, которыми его опутала “материнская любовь”. Некоторые пытаются снова и снова. Некоторым удается ослабить затянутые петли.

И каждый раз, с каждым новым клиентом, с каждой новой группой я чувствую себя сапером, пробирающимся по минному полю. Тихими шагами, аккуратно, без бунтов и протестов (если получается), медленно изобретается уникальный способ для каждого клиента, для каждой группы. Потому что в нашей культуре единственный способ, который может привести к выздоровлению - “прекрати отношения с матерью и больше никогда ей не звони” - может причинить тотальный ущерб. Система сильнее и мощнее нас.

Но я не теряю надежды. Я знаю, что дети этих матерей точно могут перестать делать это со своими детьми. А это уже будет победой!

Я знаю, что осведомленность смягчает автоматизм. И дети таких матерей, не прервав отношений, учатся быстрее и эффективней выходить из привычных им состояний после контакта с матерью. А это еще одна победа!

Я знаю, что глубокое осознание и понимание “Мама меня не любила (не любит)” причиняет острую боль, но дает возможность дышать, дает право быть собой. А это ого-го какая победа!

Так мы и движемся, блуждая в темных лесах “материнской любви” в поисках света сквозь густые ветки. И на одной из тропинок в душе, возможно, прозвучит вздох: “Мама, слишком много любви… Слишком много для меня”. А то, что слишком, уже не любовь. Я не знаю, что это, но точно не любовь.