Бабушкин голос разносится по всему пляжу, сверлит мне мозг, никуда от него не укрыться. Хороший отель, русских мало, разговорчивая вообще одна семейка. Милейшие люди! - если бы я могла не понимать, что они говорят ребенку.
- Не ходи в воду, Машенька! Не ходи, на бережку сиди, замочек построим. Не хо…
- Ну ладно, ныряй давай. Ныряй, головку опускай, ручки.
- Не так уж тебе надувные нарукавники мешают… ножками, ножками болтай!
- Ныряй теперь, ныряй. Куда ты пошла? Зачем на берег? Машенька!
- Смотри, вот сейчас дядя смеяться будет. И мальчик тоже – видишь, смеется над тобой?
- Это он отвернулся и смеется. Мы не видим, а он там смеется, какая Машенька невоспитанная девочка.
- Зачем ты в песочке возишься, иди сюда нырять, Машенька.
- Фу, скажут, какой кривой замок Машенька построила! И нырять Машенька не умеет, все вокруг смеются, иди я буду тебя учить, давай, Машенька. С нарукавниками ныряй.
Борюсь с искушением задушить машину бабушку своими руками представиться и дать бабушке свою визитку. Если Машеньке после такого воспитания не потребуется психотерапевт для избавления от социофобии – это будет буквально чудом, буквально. Лично меня до мизантропии эта бабушка довела за каких-то жалких три дня.
Но я отнюдь не смеюсь. Возможно, когда-нибудь ты это прочтешь, Машенька!
