На приеме семья из трех человек: папа, мама и шестилетний сын. Суть запроса: в детском саду ребенка заставляют съедать все, что дают. Мальчика уже несколько раз вырвало. А родители в растерянности, не могут решить, кого им поддерживать: своего ребенка или воспитательницу. Ими движет беспокойство за сына, ребенок и дома ест не все, вдруг ему не хватает каких-то нужных веществ? Да и воспитатель вроде как авторитетная фигура.
Другая семья: мама и опять же шестилетний сын. Семья неполная, зато есть бабушка и дедушка. Ситуация: мама много работает и довольно часто приходится обращаться за помощью к бабушке с дедушкой: чтобы из садика забрали, иногда в выходные по личным делам отпустили. А бабушка использует питание как средство наказания. Если ребенок не слушается и не выполняет каких-то требований, его кормят тем, что он есть не хочет и в количествах, которые он не в силах употребить. А мама… мама внутренне поддерживает сына. Но: «Я не могу ей ничего сказать, не могу идти с ней на конфликт, она откажется брать ребенка, а у меня нет другого выхода, я от них (бабушки с дедушкой) в этом завишу». Вот так, в душе поддерживает сына, но внешне – не защищает, потому что «руки связаны».
Третья семья: мама, папа и дочка. Пришли, потому что: «Дочь не ест ничего, замучились ее кормить. Каждый прием пищи – это бой.».
Все три ситуации, как Вы понимаете, о пищевом насилии. И расположены по степени тяжести: ребенку трудно противостоять авторитетным фигурам, которые требуют, чтобы они ели. И если в первом случае фигура авторитетная (воспитатель), но, в принципе, чужая, а чужому человеку несколько легче дать отпор, то во втором и третьем ребенку в разы сложнее – авторитетная фигура внутри семьи.
Последствия для растущего человека, на мой взгляд, ужасающи:
- затрудняется процесс формирования границ Я ребенка, либо ребенок утрачивает представление о том, где находятся его границы;
- иногда ребенку удается сохранить внутреннее понимание о том, где находятся его границы, но он теряет способность активно их защищать;
- ребенок утрачивает контакт с самим собой, вместо того, чтобы все лучше и лучше дифференцировать свои желания и потребности, свои «хочу и не хочу», ребенок перестает понимать, чего он хочет, перестает слышать и различать собственные потребности.
Во взрослом возрасте мы увидим разные последствия пищевого насилия в детстве.
Это может быть человек с неконтролируемым поглощением пищи, а, следовательно, ожирением и бесконечной борьбой с весом. Человек не чувствует, когда он наелся. Или чувствует, но не может остановиться, потому что включился и закрепился механизм самонасилия. Человек вырос и теперь насильно кормит сам себя.
Это может быть человек, чей отказ от пищи стал почти тотальным – развилась нервная анорексия. И человек, по сути, умирает, но не ест.
Это может быть человек, чьи права окружающие постоянно ущемляют, а в более тяжелых случаях проявляют более серьезные виды насилия по отношению к нему. А человек не умеет защищаться, зато «умеет» провоцировать на насилие окружающих.
Это может быть человек, который не способен самостоятельно принимать решения, ждет, когда решение за него примет кто-то другой, или когда ситуация сама как-нибудь разрешится.
Это может быть человек, который не в состоянии понять, чего же он в жизни хочет. Он постоянно пребывает в мучительных попытках разобраться, уловить, ухватить собственные желания. И в итоге приходит на прием к психологу с запросом: «Я не понимаю, чего я хочу. Я совсем себя не слышу». Вырос человек, который утратил связь со своими потребностями.
Казалось бы, чего проще: описал родителям возможные последствия и дал прямые и простые рекомендации: «Ребенка насильно не кормить». В первом случае, поддержать ребенка, а не воспитателя. Во втором случае, искать способ договориться с бабушкой. В третьем случае, элементарно дать ребенку проголодаться и получить через какое-то время: «Мам, есть хочу!»
На деле, люди редко принимают прямые рекомендации. Поэтому в работе я часто «иду в обход», «убираю» из фокуса внимания ребенка и «помещаю» в фокус внимания самих родителей. Начинаю вместе с родителями исследовать их собственные пищевые привычки. Что любят, что не любят? Когда и сколько едят сами? Что едят? Почему едят: потому что вкусно или потому что полезно? Как в семье закупаются продукты: на усмотрение одного человека или с учетом пожеланий всей семьи? Все должны есть, что приготовлено, или каждый из родительской пары волен есть что-то свое? Как сформировались эти привычки? Как сидящие передо мной взрослые сейчас относятся к такому положению вещей с собственным питанием? Что будут делать в конфликтных социальных ситуациях? Например, пришли в гости, а там одно из блюд вызывает отвращение? Съедят через силу, соврут про аллергию или напрямую откажутся («Я не люблю тушеные кабачки»)? Насколько терпимы к людям с иными пищевыми пристрастиями (к вегетарианцам, например)?
Часто в процессе такого самоисследования родители находят ответ на тот вопрос, с которым пришли. Например, если оба родителя понимают, что сами едят то, что хотят, а в гостях вряд ли станут через силу есть неприятную пищу, вопрос кого поддержать, воспитательницу или сына, отпадает сам собой.
Иногда родители начинают вспоминать, какие отношения с едой были у них в их собственном детстве, и совершают открытия про себя. «Оказывается я требую у жены суп каждый день не потому, что люблю суп, а потому что в детстве усвоил, что так питаться правильно!» Иногда удается в себе, кормящем уворачивающегося ребенка с ложки, узнать собственного родителя много лет назад, и задуматься, а стоит ли повторять сценарий дальше?
А как работает с подобными запросами Вы?
